— Чего зенки вылупил? — спросил я.
— Ты лгун! — дерзко заявил он. — Ты всё наврал.
— Много ты понимаешь!
Шум утих. Ребята отступили от нас.
— Ты деревенщина! — с вызовом воскликнул бледнолицый. — И ещё кошатник! Я всё знаю!
— А ты хвастун! — И я дёрнул его за ухо. — И ещё трус!
— Я могу делать что хочу, а ты не смеешь меня и пальцем тронуть. Никто не смеет меня бить! — И он залился злорадным смехом.
И тут я заметил, что у него не хватает двух передних зубов. Где я его видел? Ну конечно, в имении высокородной графини Ленер. Он уехал на следующий день после нашего приезда, и потому лицо его почти стёрлось в моей памяти. Сейчас я вспомнил его презрительный взгляд, вспомнил, как он показывал мне язык и насмешливо кричал: «Кошатник! Кошатник!» При этом воспоминании во мне вспыхнул яростный гнев. Он был маленький и тщедушный, и я мог бы запросто уложить его на обе лопатки. Но, поразмыслив хорошенько, я решил, что не стоит затевать драку в первый день.
— Оставь меня в покое! — сказал я. — Лучше помолчи, не то получишь в нос!
Бледнолицый небрежно махнул рукой, вскочил на парту и крикнул, смеясь:
— Слушайте все! Летом я гостил у тёти Алойзы, а этот мальчишка прогуливал её кошку. Он кошатник! Он ходил за Анной-Марией-Розалией! Он кошачий слуга, он кошатник!
— Врёшь! — сказал я перехваченным слезами голосом. — Врёшь как сивый мерин!
— Не вру! — крикнул мальчик. — Я напишу тёте Алойзе, и она всё подтвердит. Вот!
Ребята захихикали. Недолго думая я вцепился в своего обидчика и стал стаскивать его с парты.
— Как ты смеешь?! — истошно заорал он и грохнулся на пол.
— Вот тебе ещё, ещё! — кричал я, входя в раж и давая ему пощёчину за пощёчиной.
Мальчишка развернулся и ударил меня кулаком в живот, а я в ответ ахнул его ключом по затылку. Он заревел и выбежал из класса.
Вошёл директор. Лицо его было то бледно-зелёным, то почти синим. Он взял меня за ухо и, не говоря ни слова, потащил по коридору. Школьники толпой шли за нами.
— Вон из моей школы! — рявкнул он уже в дверях. — Злодей!
И тут он дал мне такого пинка, что я упал. Когда я поднялся, рядом со мной стоял Вита.
— А ещё хотел учиться, — сказал он. — Вот тебе и ученье! Директор послал служителя за отцом.
— Ты ступай домой, а я приду после. Или лучше завтра.
— А где ты будешь спать? — забеспокоился Вита.
— У Пишты.
— На колокольне?
— Да. Это лучше, чем порка.
Отец сек меня очень редко, однако я чувствовал, что на сей раз буду бит.
Пишта с сочувствием отнёсся к моей беде и всячески старался меня утешить, но я был в таком отчаянии, что никак не мог остановить душившие меня слёзы. «Боже правый, — думал я, — неужели это должно было случиться в первый же день?» Целых два года мечтал я о школе. Свет надежды озарял мне путь во время наших долгих скитаний… И вот… Горе моё не знало границ.
Рано утром за мной пришёл Вита.
— Ох и лютовал отец! — сообщил он. — Но теперь успокоился. А ведь знаешь — нас с тобой обоих выгнали из школы!
— А тебя за что? — удивился я.
— За то, что этот щербатый и кривоногий идиот — сын депутата, господина Каначки!
— Так ты разделал сына Каначки! — воскликнул Пишта и, чмокнув меня в щёку, весело запрыгал. — Молодец! Молодец! Éljen Драган! Éljen![5]
Не расспросив Пишту о причинах его столь бурной радости, я со всех ног помчался домой. Родители мои пребывали в глубокой печали: мать плакала, отец стоял у окна и смотрел в огород.
— Ну? — сказал он и повернулся ко мне: — Выкладывай-ка, что у тебя стряслось?
Я рассказал всё без утайки. Отец слушал меня с печальным и задумчивым видом. Наконец он улыбнулся.
— Ладно, — вымолвил он, — после драки кулаками не машут. Скажи-ка, откуда у тебя взялся ключ?
Я и по сей день не знаю, каким образом ключ оказался у меня в руке. Наверное, он лежал на парте.
— Здорово ты его треснул, — сказал отец. — Знаешь ли ты, несчастный, что уж наверняка сам король извещён по прямому проводу о твоей проделке? И дивизионный генерал Алаупович? И «Союз сербских дам»?
Помолчав немного, он подошёл ко мне и ласково провёл рукой по моим волосам. Я зарыдал.
— Уверяю тебя, сынок, — робко начал он, — плевать мне на всю эту королевско-генеральскую свору. Я рад, что ты отколошматил маленького негодяя. По совести говоря, я бы на твоём месте поступил точно так же!
РАЗЛУКА
Много прошло времени, пока в памяти у меня померкла история с сыном господина Каначки. Вита сравнительно легко перенёс изгнание из школы и уже на другой день беззаботно играл и с Пиштой и Лазарем во дворе под сенью большого мраморного памятника. Я же предавался самому безысходному отчаянию, сторонился людей и плакал украдкой. Отец, видя, в каком я состоянии, не бередил моей раны, оставляя меня наедине с моим горем. Однако время шло, я постепенно забывал о нём, и месяца через два почувствовал себя словно выздоровевшим.