— Сам виноват, — сказал я Пиште. — У него не желудок, а бездонная бочка.
— Но я уже завтракал! С господином Пепе.
Хочешь послушать про господина Пепе? Пепе — это городской сумасшедший. Его знала вся Суботица. И уж никто не величал его господином, его попросту звали Полоумный Пепе. Тогда ему было лет тридцать, ходил он круглый год в тельняшке и с большим деревянным ружьём через плечо. Затаится, бывало, за толстым деревом и поджидает прохожих. Стоило только кому-нибудь с ним поравняться, как он вскидывал ружьё и с криком: «Пиф-паф! Пиф-паф!» — выбегал на дорогу. Как-то приехала в Суботицу одна англичанка, и Пепе так напугал её, что у неё случился сердечный припадок. Пепе отвели в полицию. А когда полицейский писарь стал корить его за то, что насмерть перепугал иностранку, Пепе засмеялся и рассудил вполне здраво:
— Ну и дура! Умного деревяшкой не напугаешь.
Рассказать тебе про Пепе? Однажды он стянул у полицейского шинель и форменную фуражку. Сияющий и счастливый, он долго бродил по улицам, а дойдя до базара, вдруг выскочил на дорогу и поднял руку. Проезжавшие на велосипедах горожане узнавали его и только посмеивались в ус. Но ведь на базар приходят жители окрестных сёл. Один велосипедист остановился. Вокруг них мигом собралась толпа зевак. Разумеется, никто и словом не обмолвился, что Пепе не в своём уме. Пепе учинил велосипедисту настоящий допрос — кто он, откуда и зачем приехал в Суботицу, а под конец спросил:
— Почему крутишь педаль правой ногой?
— Что?! — воскликнул ничего не подозревавший велосипедист. — Я, как и все, кручу обеими ногами.
Толпа затаила дыхание, чтоб не пропустить ни одного слова.
— Это запрещено законом! — строгим голосом произнёс Пепе фразу, которую тогда можно было слышать на каждом шагу. На улицах, в кафе, в магазинах, на базарах, даже в общественных уборных висели таблички, напоминавшие гражданам, что законом «запрещается плевать на тротуар», «водить в парк собак», «продавать фрукты на улицах», «побираться», «обслуживать пьяных посетителей», «тем, кто не умеет плавать, купаться в неогороженных местах» и так далее.
Велосипедист показал рукой на проезжавших мимо людей:
— Посмотрите, пожалуйста, все крутят обеими ногами.
Пепе задумался.
— Они живут в Суботице и вольны делать что хотят, — проговорил он наконец. — А ты, бездельник, из Сомбора!
Толпа разразилась гомерическим смехом, а какой-то полицейский, на этот раз настоящий, подошёл к Пепе, взял его под руку и сказал велосипедисту:
— Продолжайте крутить обеими ногами. Извините, пожалуйста, это наш городской сумасшедший…
— Все вы тут сумасшедшие! — сердито крикнул велосипедист и поехал прочь.
Итак, этот самый Пепе накормил Пишту. Этот безумец был великодушен.
После завтрака мы всей гурьбой высыпали во двор, играть в воров и сыщиков. Не успели мы начать игру, как на входной двери весело зазвонил колокольчик.
— Здесь проживает Милутин Малович? — спросил носильщик, шапкой отирая со лба пот. — Этот ящик я должен вручить ему.
— Что в ящике? — поинтересовался я.
— Чёрт его знает! — мрачно ответил носильщик. — Похоже, что камни. С меня семь потов сошло, пока допёр его с вокзала.
— С вокзала? — удивился я. — Кто же вас послал?
— Одна госпожа. — В голосе носильщика слышалась досада. — Ставьте его где хотите.
Носильщик приволок ящик в сени и ушёл. Я кликнул Пишту, чтоб помог мне внести его в комнату, но как мы ни тужились, так и не смогли сдвинуть его с места. Пришлось позвать Лазаря, Милену и Виту.
— Пусть стоит здесь, — сказал Лазарь. — Без подъёмного крана тут не обойтись.
Вскоре опять зазвонил звонок. Я открыл дверь и увидел высокую женщину со смуглым морщинистым лицом и спускавшимися по спине длинными косами. На ней был отделанный золотыми пуговицами жилет и зелёное пальто с шёлковой выпушкой, а голову покрывал большой чёрный платок. Именно так я и представлял себе вилу[9] из сказки.
— Клянусь святым Йованом, — воскликнула женщина, — ты вылитый Милутин! Так, так! Ну, твой отец может спать покойно. Поди ко мне, герой, я тебя поцелую!
— С удовольствием, — сказал я. — В лоб или в щёку?
— А язычок у тебя повострей отцовского! Я твоя бабушка.
— Ребята! — радостно крикнул я. — Это наша богатая бабушка из Пивы! Теперь я знаю, почему сундук такой тяжёлый — он набит золотом.
— Вот и не угадал, — сказала бабушка. — В нём швейная машинка. Это всё моё имущество.
Она нагнулась, взяла ящик, без особых усилий взвалила его на плечо и отнесла в комнату. Мы так и замерли от изумления.