— В нашей стране растут, — произнёс отец. — Разве это не счастье в ней родиться?
Наутро мы отправились убирать кукурузу. Сначала всё шло хорошо, мы шутили, смеялись и пели. В полдень у меня заныла спина, а вечером, когда стемнело, я просто не мог разогнуться. И мама, и Вита, и Даша согнулись в три погибели: они шли, касаясь кончиками пальцев земли.
— Что мне с вами делать? — засмеялся отец. — Глядите-ка, всю мою семью скрючило.
— А теперь надо поужинать и ложиться спать! — звенел в вышине голос дядюшки Михаля. — Завтра будет легче. Лиха беда начало.
Дядюшка Михаль исчез в темноте. Мы медленно двинулись домой. Не дожидаясь ужина, я бросился на кровать. Котёнок свернулся клубком у меня в ногах. Глаза его светились точно маленькие зелёные огоньки. Вскоре они начали потихоньку гаснуть, и меня окутал непроницаемый мрак. Я слышал, как скрипит колодец, как где-то в вышине курлычут журавли, как заливисто и сердито лают собаки, тоже напуганные внезапно сгустившейся тьмой. Засыпая, я думал о том, как тяжело весь день работать в поле. У меня ныли руки и ноги, а под лопаткой будто полыхал костёр. И всё же это не так страшно, когда у тебя есть дом, свой угол. Я неимоверно устал, но на душе у меня было легко и торжественно. Впервые в жизни захотелось мне остаться здесь навсегда; с этой сладкой мыслью в сердце я заснул.
Ночью мне приснился дивный сон. Ты не замечал, сынок, что самые прекрасные сны обычно видишь, когда устанешь до изнеможения? Не удивляйся тому, что сейчас услышишь: я видел во сне Рыжего кота. Я лежал на широченной кровати. На стенах висели картины в золочёных рамах, пол был устлан коврами, а столы, стулья, шкафы и кресла сверкали позолотой. На массивном кресле, точно на троне, восседал Рыжий кот.
Я спал как убитый.
«Как изволили почивать?» — спросил меня Рыжик, когда я проснулся.
Я засмеялся — ну и чудило, задаёт такие смешные вопросы да ещё делает вид, будто мы с ним совсем не знакомы. Насмеявшись всласть, я ответил, что спал хорошо, если не считать небольшого беспокойства, которое причиняло мне кукурузное зерно под двадцатью восемью перинами. Мы оба расхохотались.
«Знаете ли вы, кто я такой? — спросил вдруг Рыжик. — Я кошачий король Барбаросса Первый!»
«Ты граф! — возразил я, дёргая его за усы. — Не заносись, пожалуйста, так высоко».
«Я король! Король! Король! Барбаросса Первый!»
«Хорошо, — уступил я, полагая, что я всё же умнее кота, кем бы он ни был. — Ты король. Прикажи подать мне сто тортов и сто плиток шоколада».
«Зачем вам столько сладкого?» — изумился Рыжий кот.
«Хочу швырять их, как в кинофильмах».
Рыжик хлопнул лапами, и в комнате появились несколько котов в чёрных фраках с белыми бабочками. Все они держали торты и шоколад. Хорошо зная нашего забавника, я сначала осторожно надкусил их: а вдруг они не настоящие, а какие-нибудь деревянные или глиняные? Однако и торты и шоколад были настоящие, и я стал швырять их в окно.
Тут я проснулся. Я убедился в этом, ощутив ломоту в пояснице. Всё моё тело горело как в огне. Я попробовал подняться, но не смог. Рыжий кот открыл один глаз, посмотрел на меня и снова впал в дрёму.
Мне стало жутко. Я пнул котёнка ногой. Он проснулся.
— Иди сюда! — тихо позвал я.
Рыжик лениво подошёл к моему лицу.
Ночь стала ещё чернее. Я пристально вглядывался в темноту, стараясь увидеть во дворе тополь и колодец, напоминавший в лунные ночи огромного аиста. Но всё поглотил густой, вязкий мрак. Тогда я прижал к себе котёнка и принялся ласкать его, прислушиваясь к беспокойным ночным шорохам — предвестникам дождя. В оконные щели, под дверью, через дымоход шёл в дом тяжёлый запах сухой земли. Вдохнув его, я опять подумал, что скоро польёт дождь.
Ломота в пояснице не утихала. Я всё крепче сжимал Рыжего кота и, поглаживая его по мягкой шёрстке, шептал ему что-то нежное и ласковое. Между тем в глубине моей души поднимался какой-то неопределённый страх. Я гнал его прочь — ведь рядом со мной спали отец, мать, братья и сёстры, и всё равно не мог освободиться от этого нелепого, непонятного страха. Вдруг мне послышались шаги за окном. Подумав немного, я решил, что это ветер гоняет по двору сухую ветку или трясёт на колодце цепь. Но тут блеснула молния, и я увидел подходивших к дому троих людей.
— Папа, папа! — кричал я, расталкивая отца. — К нам идут какие-то люди!
Не успел отец протереть глаза, как в дом наш вломились те самые люди, которых я только что видел в окошко. Все трое были вооружены длинными суковатыми палками.
— Нас послал газда Лайош! — прогремел в темноте голос правого слуги.