Лот заставил себя встряхнуться. Не он запер Червячка. У него не было причин чувствовать себя виноватым. И все же, когда Червячок закончил, Лот стал нежнее — вылил едва горячую воду на запрокинутую голову Червячка и принялся мыть волосы. Червячок издал еще один непристойный звук, когда вода полилась по его телу, и, стоило Лоту провести пальцами по спутанной копне и еще раз ее ополоснуть, как он вдруг с удивлением обнаружил, что рыжий цвет был намного ярче — блестящая медь, бликующая в свете камина.
— Ох, как хорошо, — вздохнул Червячок, а потом провел руками по волосам и откинул их с лица с настоящей, искренней улыбкой. Именно в этот момент Лот пришел к поразительному осознанию.
Червячок был привлекательным.
Не в смысле «если смотреть под нужным углом», как он думал раньше, нет. Сейчас, когда от Червячка не пахло болотом, соломой и отчаянием, сейчас, когда Лот смог по-настоящему его разглядеть, он был действительно красив. Чистые волосы вдруг взвились кудрями, и, в сочетании с фарфоровой кожей и тонкими чертами лица, красота делала его похожим на фейри. Лот мог бы пялиться на него весь день, если бы только Червячок не выбрал именно этот момент, чтобы игриво плеснуть на него водой из ванны и рассмеяться, когда Лот дернулся назад в попытке избежать брызг. Червячок плеснул в него еще раз и без предупреждения встал, предоставив Лоту прекрасный обзор на задницу, словно в отместку за схожий поступок.
Если это и была месть, то она провалилась. Лот с жадностью впитывал вид на дерзкие полушария, потеряв дар речи от их бледного совершенства, и, только когда Червячок выбрался из ванны, ему пришло в голову протянуть полотенце. Червячок взял его и не отпрянул, когда кончики их пальцев соприкоснулись. Кожа его была теплой, и Лот обхватил тонкое запястье, поймал взгляд. Червячок прикусил губу, у него вспыхнули щеки, но с места он не сдвинулся.
Единственное, в чем Лот был хорош, так это в чтении людей, и Червячок не был исключением. Что-то в его взгляде сказало Лоту, что, пусть колючий, вспыльчивый, недоедающий Червячок из прошлого никогда бы не принял его предложение переспать, был, как минимум, небольшой шанс, что этот Червячок — чистый, влажный и застенчивый фейри с крошечными капельками воды, стекающими с кудрей и оседающими на бледной коже — не откажет. Не сегодня, не с правильно подобранными словами. Вопрос слетел с губ прежде, чем он успел дважды его обдумать:
— Пойдешь со мной в постель, Червячок?
Червячок едва ли колебался, ответив:
— Да.
Что ж, это оказалось неожиданно легко. Лот думал, ему придется хоть немного польститься.
— Да?
— Да. — Червячок наклонил голову и потер рукой затылок. — Если только… если только ты не дразнишься. — Щеки его пылали, взгляд стал настороженным.
Лот шагнул вперед, накинул полотенце на плечи Червячка и притянул его ближе — настолько, чтобы заглянуть в глаза. А глаза у Червячка были широко распахнуты и наполнены надеждой и страхом.
— Я не дразню, — заверил он и наклонился для поцелуя. Ничего экстремального — простое прикосновение губ, рука, пробегающая по кудрям — но и этого было достаточно, чтобы парень тихо вздохнул и расслабился.
Червячок.
У Лота было не так много правил — на самом деле, их вообще почти не было — но одно жесткое и незыблемое существовало.
— Если я собираюсь переспать с тобой, мне нужно знать твое имя. Не могу же я и дальше продолжать звать тебя Червячком.
Червячок напрягся.
— Зачем тебе его знать?
Лот провел кончиками пальцев вниз по позвоночнику Червячка и почувствовал, как тот вздрогнул.
— Ну, должен же я знать, что шептать тебе на ухо, пока буду соблазнять? — сказал он легко.
Червячок расслабился под его прикосновениями. Спустя мгновение, он сказал:
— Кью. Можешь звать меня Кью.
— Это… безусловно имя, — сказал Лот осторожно.
Червячок — нет, Кью — неожиданно ухмыльнулся.
— Легко запомнишь, пока будешь соблазнять, — отметил он и, возможно, устав ждать обещанного соблазнения, наклонился и поцеловал Лота, прежде чем тот успел сказать что-то еще.
Что касалось поцелуев, они были ужасны — сплошные зубы и неуклюжие ракурсы. Но Лота это не заботило. Он наклонил голову и отстранился ровно настолько, чтобы направить их рты, пробуя вкус соли и шалфея, упиваясь им. Кью («Не червячок, не Червячок», — напомнил он себе) издал тихий, хриплый звук, и, когда они отстранились, широко раскрыл глаза:
— Все… все правильно?