— А как же коллектив в коллективном анархизме? — пробормотал Червячок.
— Я все слышу! — усмехнулся Калариан. — У меня исключительный слух!
— Конечно, исключительный. У тебя уши, как летучие мыши, — пробормотал Лот.
— Достаточно! — сказал Калариан. — Я иду домой!
— Ты не можешь уйти! Эльф добавит весомости, баллады будут звучать лучше, — настаивал Скотт. — Бесстрашный вождь и его бравая команда веселых людей. — Он вздрогнул, когда Ада громко откашлялась. — Персон.
Вообще-то Лот считал их бравыми с большой натяжкой. Калариан ныл о том, что солнце испортит цвет его лица, Ада выглядела так, словно могла убить Скотта в любой момент (но такую реакцию Скотт, похоже, вызывал вообще у всех), а Дейв находился где-то между недоумением от того, почему он здесь, и восторгом от того, что их было двое, и он все правильно сказал.
Червячок? Он, бесспорно, был рассержен.
— Слушай, — сказал Лот, повернув голову так, чтобы только Червячок услышал его слова. — Понимаю, принца хотел сыграть ты, но оставь это на меня, ладно? Я подхожу куда больше.
Червячок позади медленно закипал:
— А ты, похоже, совершенно уверен в том, что я не принц! — прошипел он на ухо Лоту.
Лот фыркнул.
— Конечно, уверен. — И указал на пустую улицу за их спинами. — Если ты принц, мой дорогой Червячок, тогда какого черта за нами никто не гонится?
Наградой ему было молчание Червячка до самого выезда из города.
Глава Два
Спасательная группа прибыла вместе с рассветом, и это показалось Лоту странным. Странным и неудобным, потому что, несмотря на ужасные условия подземелья, завтраки там обычно подавали приличные, и ближайшего он не дождался.
— Я голоден, — пробормотал он.
Червячок издал неопределенный звук — похоже, так и не перестал угрюмиться.
Лот позволил ему дуться и дальше, куда больше его интересовал насущный вопрос — отсутствие завтрака.
— Скажи мне, Скотт, где мы остановимся?
Скотт вздрогнул, услышав свое имя.
— Остановимся?
Они были уже в часе езды от города, и признаков погони не наблюдалось, так что Лот не видел в своем вопросе ничего вопиющего.
— Поесть. Моя королевская натура довольно деликатна. Если не поем в ближайшее время, то упаду в обморок, а это определенно нас замедлит.
— Или мы перекатим тебя в камыши и поедем дальше, — пробормотал Червячок, и — о, боже, — каким же раздражающим маленьким клещом он был! Кстати о клещах…
— К тому же, мне кажется, мой молодой товарищ по седлу чем-то заражен, — заявил Лот. — Всю дорогу он только и делает, что чешется и ерзает. Похоже, подхватил что-то, проводя время с друзьями со скотного двора.
— Я этим не занимаюсь! Это от соломы руки чешутся!
— Ну-ну. В любом случае, думаю, нужно остановиться у какого-нибудь источника и ополоснуть парня. И, может, поесть? — Лот был не так глуп и понимал, кто, на самом деле, тут главный, несмотря на позерство Скотта, поэтому последнее адресовал Аде.
Та коротко кивнула.
— Еда в повозке. Мы оставили ее у реки.
Скотт прочистил горло.
— Я принял решение, — продекламировал он. — Принцу нужна пища. Проложим путь к реке.
Затылком Лот почувствовал легчайшее дуновение воздуха, словно Червячок усмехнулся.
— Выдающийся руководитель, — пробормотал Лот, и оказался вознагражден еще одним ветерком прямо над складкой шарфа. Пусть его сокамерник и был совершенно невыносимым, но, хотя бы оставался адекватным.
Стоило свернуть к реке, как их темп замедлился.
Дорога до берега и скрытой за кустами повозки заняла всего пару километров, но даже так Лот был счастлив выбраться из седла и размять ноющие мышцы. Прошло слишком много времени с тех пор, как он последний раз ездил верхом, и не только на лошади. Но сейчас основной его заботой был голод.
Он вернулся мыслями к Делакорту и, дожидаясь, пока ему подадут завтрак, стал размышлять, так ли мудро было совершать набег утром. Не так подобные дела решались. Почему? Потому что это было абсолютно непрактично и неэффективно. И все же это не помешало им оказаться там, где они оказались. Он задумчиво посмотрел на Скотта:
— Не то чтобы мне, принцу, уже приходилось переживать спасение, и все же мне любопытно, почему ты выбрал для вторжения утро, Скотт? Я полагал, такие вещи свершаются под покровом ночи.