— Что случилось, Ваша Светлость? — спросил Скотт с широко распахнутыми от волнения глазами.
И, совершенно не сдерживаясь, Лот ударил его по яйцам. Скотт упал на землю, как мешок с дерьмом, и, схватившись за свои раздавленные орешки, издал сдавленный звук.
Лот встряхнул кистью и сверкнул улыбкой в сторону Квина, так и замершего с отвисшей челюстью. Да. Это было столь же прекрасно, как и представлялось в воображении.
В ответ на ошеломленное лицо Квина Лот сказал:
— Я пообещал себе сделать это, если мы переживем бандитов, и, поскольку я пытаюсь быть хорошим человеком, то и слово держу.
— Так-то он сам напросился, — сказал Квин и впервые за последние дни Лот увидел, как тот улыбнулся.
— Похоже, он упустил самую суть геройства — ту часть, где других нужно защищать, а не сдавать, — подметил Калариан. — Могу и я его ударить?
— Это не тебя он собирался бросить на съедение волкам, — сказал Лот.
— Нет, но он же заноза в заднице, к тому же мне так и не удалось застрелить главаря бандитов, а значит, у меня есть право, как минимум, дать ему пинок по куску мяса между двумя овощами.
Лот пожал плечами.
— Думаю, это можно назвать причиной.
Вскочив на лошадь позади Квина, он поскакал дальше, оставив Скотта лежать в грязи и стонать, и ему не нужны были уши-летучие мыши, чтобы услышать звук хорошего сильного удара, повлекшего за собой визг, стон и хруст — это Скотт упал лицом в ковер из листьев.
И звук этот был невероятно приятным.
Глава Четырнадцать
Путь до Каллиера занял три дня.
Они так и ехали по ночам, дорога становилась все оживленнее, и, чем ближе к городу они подбирались, тем теснее жались друг к другу деревни. И вот, одной из ночей, за очередным поворотом на горизонте появилась она — городская стена с возвышающейся россыпью башен и шпилей, сияющих даже в темноте. Крошечные точки света от тысяч окон, огней фонарей и свечей собирались вместе в сверкающее, светящееся лоскутное одеяло, так напоминающее горящее над ним поле звезд.
Они остановились, чтобы впитать в себя представшую пред ними красоту, и Лот почувствовал, как ладонь Квина проскользнула в его руку.
Сир Грейлорд откашлялся.
— Я поеду в замок. Я отвечаю за поиски, так что должен доложить о результатах лорду Думу. Будет подозрительно, если я не сделаю этого сразу же по приезде в город. Людей своих отправлю в казармы. В задней части замка есть дверь прачечной. Оставлю ее незапертой, обычно она не охраняется.
Лот кивнул — в каждом замке была подобная дверь, да к тому же почти в одних и тех же местах — дверь, через которую легко и незаметно мог проскользнуть карманник или тайный воздыхатель дворянских постелей, и так же выйти, с кошельком потяжелее прежнего.
— А мы куда пойдем? — спросил Скотт. — Что вообще происходит?
Это был первый раз за последние несколько часов, когда он, запуганный присутствием королевской гвардии, заговорил.
— Есть одна мысль, — сказал Лот. Он был абсолютно уверен, что там им точно будут рады — в конце концов, как там говорят? «Дом там, где желудок». Или сердце? Короче, одно из двух. Неважно. Суть в том, что там они хотя бы поесть хорошо смогут. Остальные выжидающе на него уставились, так что он щелкнул поводьями и повел их вперед, через ворота Каллиера. А по дороге шепнул Квину:
— Слушай, когда доберемся до места, тебе нужно будет притвориться мной.
— И как именно мне тобой притворяться? Вести себя, как придурок, и обвинять людей в надругательстве над лошадьми? Или тащить все, что на глаза попадется да не прибито гвоздями? — спросил Квин, и Лот был совершенно уверен, что шутит он, чтобы скрыть шалящие нервы.
Так что решил подыграть:
— Да будет тебе известно, ты перечислил мои лучшие качества!
— Какие? Разврат и воровство?
— Предпочитаю думать о них, как об умении объединять и приобретать. — У его плеча раздался сдавленный смешок. — Просто веди себя, как я, ладно? — сказал он, нисколько не сомневаясь, что именно так Квин и поступит. Во время путешествия парень снова и снова доказывал, что представлял собой нечто большее, чем просто маленького колючего мальчишку, которого Лот нашел в куче соломы. На самом деле, он всегда был чем-то большим, просто Лоту потребовалось время, чтобы это заметить.