— Но ты встала на мою защиту! — просиял Лот. — Защитила, потому что любишь! Не из-за контракта. У меня ведь даже денег нет, да и…
Лезвие топора вонзилось в пол прямо у мыска его ботинка. Лот сделал шаг назад.
— Все дело в контракте, — сказала Ада и улыбнулась ему сквозь бороду. — Только по контракту этому мы не тебя защищать пришли. В контракте говорилось о Квине. — Она уперла руки в бока. — Денег у твоих родителей хватило только на один контракт, и они сочли тебя достаточно пронырливым, чтобы выпутаться из неприятностей самостоятельно.
— Вам мои родители заплатили?
— Твоя мама все устроила — предложила нам работу, пока вы ходили прихорашиваться. К слову, задница у тебя в этих штанах выглядит действительно здорово.
— То есть… мои родные родители заплатили вам, чтобы вы защитили не меня, а Квина?
Ада пожала плечами.
— Ну, Квин куда приятней, как человек. — И похлопала его по ноге. — К тому же, никто не ожидал, что ты решишься на все эту хрень с «Принц — я!» и подвергнешь себя реальной опасности.
Да, Лота и самого это врасплох застало. Он хмыкнул Аде и подошел к Квину, стоящему над телом Дума. Пай сидел на его плече с широко расправленными крыльями, вытягивал шею и пел свои трели, пока Квин рассеянно почесывал его под челюстью.
Где-то за дверьми Дейв размозжил головы двум солдатам и неуклюже подошел ближе.
— Пай! — воскликнул он.
Пай чирикнул и вспорхнул ему навстречу.
— Дейв, — тихо сказал Квин. — Мне казалось, ты говорил, что Пай не ядовитый.
— Он и не ядовитый! — зеленая бровь Дейва задумчиво нахмурилась. — Если его съесть, никто не отравится. Но если он кого-то укусит, то может.
— Если укусит, — пробормотал Квин.
— Именно! — сказал Дейв с гордой усмешкой. — Тут есть разница!
Квин бросил на Лота взгляд широко распахнутых глаз, и Лот вытянул руку, чтобы притянуть его в свои объятия. На мгновение Квин вцепился в него, как бешеный опоссум, и Лот почувствовал прерывистое дыхание на собственной шее. Но потом тот выпрямился и, моргнув, покачал головой.
— Что это вообще было? В смысле, не хочу врать — я, правда, думал, что мы будем лежать тут мертвыми, и моему мозгу трудно смириться с тем фактом, что это не так.
— Как насчет того, чтобы я тебя убедил? — спросил Лот и запечатал губы Квина очень беспорядочным, очень грязным поцелуем. Когда Квин не отреагировал, Лот отступил: — Что?
Квин сморщил нос.
— Мы стоим прямо над трупом моего дяди. Меня нельзя назвать брезгливым человеком, но это немного странно.
Лот посмотрел на труп Дума и задумчиво промычал:
— Наверное.
— В смысле, он ведь прямо тут, — сказал Квин, указав на него пальцем.
— Можем накинуть на него гобелен, — предложил Лот.
— Хм. — Квин похлопал Лота по руке. — Или можешь просто попридержать язык подальше от моего рта, пока мы не перестанем делить личное пространство с моим покойным дядей.
— Не очень-то мне нравится этот план, — великодушно сказал Лот. — Но если таково твое желание, то я, к своему величайшему сожалению, уступлю.
— К величайшему сожалению?
— Моему языку нравится бывать в твоем рту, — сказал Лот. — Как и другим частям тела.
Квин вспыхнул, щеки его стали ярко-розового оттенка, ужасно контрастировавшего с рыжими волосами.
— Знать не хочу, о чем ты.
— Хочешь, чтобы я объяснил? — спросил Лот, подмигнув. — Или, может, провел практическую демонстрацию?
— Пожалуйста, только давай без этого, — вот только произнес это Квин, борясь с улыбкой, так что победу Лот засчитал себе.
Притянув Квина в очередное объятие, Лот поцеловал его в макушку. Это было бесспорно целомудренно и прилично, поэтому повлекло за собой невероятно довольную улыбку.
— Все-таки кое в чем баллады не врут, — сказал Лот, ослабляя хватку. — Оказывается, драконы действительно побеждают зло. Даже самые крошечные.
Пай гордо запищал, выпустив маленькую искру, и подлетел к трупу Дума. Лот громко рассмеялся, стоило тому нагадить на мертвое тело с большой высоты, так что дерьмо шлепнулось на спину пурпурной мантии.
Звук этот привлек внимание Скотта, сидящего в углу и оттуда наблюдающего за происходящим. Он воспринял его, как сигнал подняться на ноги, и с размашистым поклоном поспешил к Лоту.
— Вы живы, мой пгинц! Мой отгят славных люгей спас вас!
Сам Лот считал, что слово «мой» Скотт мог произнести разве что с большой натяжкой, поскольку слушаться его перестали где-то в районе Толера. Но из-за того, что не умер, чувствовал он себя достаточно милосердным, так что сказал: