Дэнджерфилд идет по улице вдоль массивных черных стен. На углу телефонные будки — красные, ярко освещенные, теплые. Дует, посвистывая, ветер.
— Алле?
— Я бы хотел поговорить с МакДуном, кельтом, в жилах которого течет королевская кровь. И попросите его подойти побыстрее, потому что я соскучился по дому, стуку зубов и зеленым, жадным ртам. Скажите ему это.
— Очень прошу вас, сэр, не вешайте трубку.
— Да не вешаю я ее. Держу ее. Я держался за все, но у меня осталась только видимость достойной жизни. И то в виде фигового листа. Да не кладу я трубку! Но кто знает, что это? Кто знает?
— Что, Христа ради, ты несешь, Дэнджерфилд? Ты напился? Что случилось? Твои попутчики говорят, что в такси ты вел себя как сумасшедший и тебе стало плохо.
— Они придирались ко мне. Я разочаровался в богатых. Утратил веру.
— Где ты?
— В финансовом центре мира.
— Послушай, Дэнджерфилд, могу ли я быть уверен в том, что тебе известно, какая сегодня ночь?
— На рассвете на свет появится Спаситель, и я буду рад увидеть его.
— Ну все-таки, где же ты?
— Да разве я не сказал тебе, что я финансовом центре мира? Приезжай сюда и сам посмотри. На улицах, как говорится, ни души. И я хочу, чтобы ты понял, что я испытываю, находясь тут. Понимаешь, Мак?
— Может быть, ты наконец заткнешься, Дэнджер? У нас здесь Мэри. И, Дэнджер, должен заметить, что никогда еще более славная девушка не появлялась в этом священном месте.
— Не обманывай меня, Мак. Ты ведь любишь пускать пыль в глаза такому, как я, неудачнику, который принял немного на душу, захмелел и грустит по поводу проплывшего между пальцами богатства. И я предчувствую подвох, для того чтобы затащить меня обратно в компанию.
— Послушай, Дэнджер, по общему мнению, ты совершенно свихнулся из-за монет, которые неожиданно попали в твои лапы. Но американка считает тебя замечательной личностью и беспокоится, чтобы тебя никто не обидел. Но мистер Хандерингтон утверждает, что ты вел себя грубо. В наследство мистеру Хандерингтону, лорду Сквику, досталось несколько свинарников в Кенте. И он настаивает на том, что вел себя оскорбительно. Перси рассердился на него и сказал, что макнет его физиономию в блюдо с икрой, если он скажет хоть еще одно слово против тебя. Думаю, сегодня вечером нам удалось показать англичанам, где их место. И сегодняшняя вечеринка — в твою честь.
— И в голове у тебя, Мак, рождаются идеи?
— Рождаются. И каждая размером с гору.
— Это похоже на лейтмотив примирения с Мэри. И я смогу отлупить ее так, как еще никогда не лупил.
— Я приготовлю плетку для лошадей. А теперь становись на колени прямо в телефонной будке, и я ниспошлю тебе свое особое благословение. Так, становись на колени. Нет, я знаю, что ты не встал, старый обманщик. На колени! Зачем ты рвешь телефонную трубку? Повторяй за мной: Господь — мой пастырь, и я — одна из его стриженых овец.
— Господь — мой пастырь, и я — одна из его стриженых овец.
— А теперь давай, жми сюда побыстрее, и я проложу тебе путь прямо к Мэриным бедрам. Кроме того, ты можешь заняться американкой. Она считает тебя интересной личностью.
— Мак, я пришел к выводу, что я вызываю у девушек аппетит. Я приеду. Но я настаиваю на том, чтобы ты постелил ковер.
Он постоял у влажной, лоснящейся дороги. Подкатило такси. Он махнул рукой, остановил его. На площадь Красного Льва. Быстро.
Дэнджерфилд вышел из такси у дома, построенного в эпоху короля Георга. Не видно ни проблеска света, ни греха. И вообще ничего не видно. На каменных ступеньках. Стучит молоточком. Неплохая штучка из латуни.
Большая зеленая дверь распахивается настежь. Какой шум! Примите шляпу и тросточку. Широкая винтовая лестница. Громко называют мое имя: Себастьян Балф Дэнджерфилд.
Навстречу ему устремляется МакДун. Доносится хохот Перси Клоклана. Нарядные люстры. На стенах картины старых мастеров. Столы ломятся от яств.
— Сюда, сюда, Дэнджерфилд. Она ждет тебя в библиотеке. Ты неплохо выглядишь. Она ожидает увидеть тебя в лохмотьях, а не в элегантном костюме. И я пришлю вам бутылку охлажденного шампанского, чтобы охладить ваши горячие сердца. Если ситуация не сложится благоприятно, я подам тебе американку, она тоскует и не может дождаться, чтобы сообщить тебе, какой ты замечательный.
— Благодарю тебя, Мак, от всего сердца и других частей тела. Банки меня вдохновили.
Ноги утопают в коврах. А зал просторный и мрачный. На спинке кресла разметались Марины черные волосы. Листает журнал.