— Аргумент, последний вопрос. Меня забросили сюда гномики. Зачем?
— Вот не знаю. Но если ты из образцового мира, то ты семечка, пап. Понимаешь? Ты несешь в себе «мир образец». Посмотри, как все мгновенно меняется вокруг тебя.
В конце концов у меня скорость 44. Тушкан Мечты приземлился очередной раз и я, вытянув руку, выдрал из холма куст фикусоида целиком. Чапе понравится. Вот и красные скалки. Тушкан прыгал по верхушкам. Мы поднимались все выше, над оставшимися позади холмами.
— Папа, ты обещал мне собаку.
— Как только вернемся на Великий Язык, так сразу ее найдем. С пентаграммой что думаешь?
— Это какая-то очень темная вещь не из этого мира. Она вроде портала, но не портал.
— Подумай, что ее может развеять.
— Да ничего. Разве что какой-нибудь внесистемный фактор.
Ага. Только хаос любви не знающей преград. Надо было полюбить Деда Тьмуна вопреки всему его козлунству, поперек всех его пентаграмм. А я так могу?
Ну, пожалеть еще могу. Старый, жалкий, заблудившийся в своем отягощении. А вот Яйцерезку — не могу даже пожалеть. Не могу. У меня есть непреодолимости в сердце. Я плохой паладин хаоса. Как Тушкан смог выпрыгнуть из пентаграммы? Горы становились все отвеснее. Мы неслись по ущелью, которое довольно круто поднималось на большое неровное плато. Там вспугнули стадо козлов с крутыми рогами. Ими питаются драконы? Дальше, над плато нависала совершенно вертикальная стена. Как Тушкан на нее запрыгнет?
Тушкан Мечты не стал прыгать ножками, а просто телепортнулся на самый верх. Я, с Агументом и кустом фикусоида, летел прямо в стену.
— Папа, за ним!
Ну да. Телепорт. Я снова сидел на Тушкане и крепко держался за густую шерсть. Мы прыгали по верхушкам скал, перелетали провалы, на дне которых змеилась тонкая вода и вдруг остановились. Перед нами находилась арка огромной пещеры.
Оказывается Тушкан умел не только прыгать. Он умел и ходить. Мы вошли во мрак. Хоть и прибыли дружить, однако было страшно. Мрак не был кромешным. Узкие столбы света проникали внутрь пещеры. Тушкан вошел в большой зал и огляделся.
Драконов не было. Зато под неровной каменной стеной лежало на боку огромное светящееся яйцо. Тушкан просто подошел и уселся на него. Морф собрался насиживать драконье яйцо? В принципе — это оптимальный путь к дружбе. А если мама появится? Или папа? Я слез с Тушкана на пол.
— Ты большой умничка.
Сказал я ему.
— Очень люблю свободу.
Ответил гигантский тушканчик, сидящий на яйце дракона.
— Я буду навещать тебя, друг. Защищай драконов.
— Очень люблю драконов.
Никто не сомневается. А я, как носитель «образцового мира», должен исправить один свой промах. Мы с Аргументом прыгнули на болото под клановый флаг. Здесь уже был движ. Голые, лысые мужики (почему они все лысые?) слонялись, висели и летали в воздухе и их было очень, очень много.
Макарий сидел под флагом и размышлял (люблю умных). Однако я предоставил им свободу, не предоставив выбора. И это неправильно. Я подошел и положил руку Макарию на лысину. Мы одной крови, мой золотой чистый лист. Я — это ты, ты — это я.
Макарий встрепенулся и глаза его обрели выражение. Он получил в себя все, что я помнил и знал. Это его будет обуславливать. Ограничивать его свободу. Но границы этой несвободы далеко далеко за границами той, что у него была до того. Доберется до них, и дальше — сам сам сам. Я убрал руку с его теплой лысины. Макарий улыбнулся и сказал:
— Спасибо, что разбудил.
— Не за что. Разбудишь остальных?
— Конечно.
И вдруг засмеялся абсолютно счастливым смехом. Ну да, его мир, только что, увеличился в миллиарды раз.
— Это ваша планета, ребята. Берегите ее.
— Не дрейфь, разберемся!
Макарий взлетел, сделал сальто и помчался сквозь толпу морфов. Он не возлагал пафосно руку на лысины, как я, а просто толкал морфов, куда мог дотянуться руками и ногами. Получившие толчок замирали на три секунды и летели будить других спящих. Скоро на Химзащите станет совсем весело.
Мягкая сиреневая кочка
Мягкая сиреневая кочка толкнула в зад. Где-то на Великом Языке меня ждут настоящие штаны. Но сейчас нужен план, а лучше три. Первое — Дед Тьмун. Козел продает концессии на разработку протометаморфа в мире, который мне не безразличен. И при том, он считает себя божком смерти.
Главный прокол дедушки в том, что смерть не торгуется. Значит он не смерть, а «чудко спекулирующее смертью». Вывод? В ближайшее время Химзащите не грозит тотальное уничтожение. А грозит ей изоляция и уничтожение Рыжего, который бесконтрольно «все меняет вокруг себя».
Является ли морф живым существом? Проще — может ли Тьмун убить меня (или вот любого из этих веселых лысых ребят) одним из своих способов? Идиот. Живых существ здесь полно и они, кроме добывающих морфик черных эльфов и хамухов на мясо республике — никакой ценности для козлов не представляют.
То есть ближайшие действия божков — это сокращение популяций до «рабочего количества» и превращение эльфов в рабов, а хамухов в скот. Уркл Каракурт практически уничтожил (но где-то бродит Адольфо с Белкой Мечты), с некротварями голубые ящерицы разбираются без проблем. Неизвестной величиной остаются драконы и разумные растения на поверхности.
Да, чудесные «корни цветов», наш свет — это части органов питания разумных с поверхности. И я их уже потревожил. Горячим паром. И они мне ответили. Ростом и увеличением свечения. Хорошо это или плохо? Вообще, как могут разумные терпеть, практически у себя во рту, весь этот бесконтрольный движ? В том, что разумные растения вполне способны дезинфицировать личное пространство, я не сомневался.
Итого. Единственным верным действием совершенным мною в этом мире было создание разумных морфов. Они ломают всю козлиную схему одним фактом своего существования. Да, а еще я создал Ангела Черного Эля. В сложившейся ситуации — это очень хорошо.
Но потом я убил своей беспечностью ее отца. Мама Мать никогда не простит. Да и Лита Латоповна тоже. Кто теперь будет править Черным Элем? А есть еще Империя Варп!
— Пап, ты мне собаку обещал.
— Было дело.
— Пошли ее отыщем?
Обещания нужно выполнять. Тем более, что в степи меня ждут штаны и ловушка на Ангела Хамуха. Пора бы ее проверить. Плана, а тем более трех, по прежнему не было и я прыгнул на край пожарища. Туда, где мы с Латопом последний раз обсуждали устройство вселенной.
Оказывается серая трава плохо горит. Край степи выгорел метров на двести по краю леса и все. Сияющая борода из корней цветов стала ниже и больше. Или это только отсюда так кажется? Я поднялся повыше и легко нашел синюю собаку. Мы с Аргументом подлетели к ней.
Каменючка сидела столбиком и сведя глаза в кучу наслаждалась крупной желтой бабочкой, которая шевелила крылышками передвигаясь по собакину носу. Прости, Синька, не уберег твоего хозяина.
— Пап, сядь на нее, а дальше я сам.
Легко. Я хлопнул Синьку ладонью по синему боку. Бабочка взлетела. Собака огорчилась, но как-то легко, на миг, и тут же сорвалась вслед за насекомым. А я догнал и уселся на ее спину. Аргумент прикоснулся к синей собаке и та сразу остановилась.
О чем они там чирикали, я не слышал. Я смотрел на провисший столб корней цветов. Похоже, что он все же подрос. Что произойдет, когда он достигнет пожарища? И сколько у меня времени до следующего хода, Дед Тьмун?
Пространство над степью раздвинулось с хлопком, образовав черную дырку, и из нее вывалилась на траву дымящаяся машина, а черная дырка схлопнулась. У меня заболело сердце. Кто это насилует мою драгоценную вселенную?
Очень похоже на сбитую силами ПВО летающую тарелку. Судя по мятым, обгоревшим бокам, гатили по аппарату нещадно. Верхняя крышка этой покореженной тарелки откинулась и на траву спрыгнул Годзилла в рваном камуфляже. Башка его была разбита и морду заливала кровь, а на руках он держал безвольно запрокинувшую голову, мою маленькую, бесценную Мышь.
Я сиганул с собаки к нему, причем телепортом и антигравом одновременно. Годзя навалился на меня, передавая Мышку с рук на руки, выдохнул: «всё», и завалился на бок в траву. Мышь дышала. Слава Тебе Боже наш, слава Тебе. Мышь дышала. На ней был серый комбинезончик с какой-то нашивкой и ладошки ее были ледяные.