Страшно хотелось спросить о судьбе Ножа Хамуха, но пусть все идет своим чередом. Аргумент, замеряй мне эти мегатонны невозмутимости духа. Веер внимательно слушал и молчал в тряпочку. Молодец. Вождь неожиданно улыбнулся:
— Баба колдун взять?
Это он про Мышку на моих руках?
— Баба лететь. Я ловить. Мой баба.
Возрази ка, попробуй. Но, похоже, мои бабы вождя не волновали. Он махнул рукой и от толпы отделились два хамуха. Они поднесли и поставили рядом с вождем плетеную клетку. В клетке сидела маленькая девочка и сжимала обоими ручками Нож Хамуха.
Ангелом оказался ребенок, девочка? Вождь очень внимательно следил за выражением моего лица, но и Бог с ним. Я был искренне удивлен. Ангелу Хамуха не было и десяти лет. Большие серые испуганные глаза. Крепко-крепко сжатые на рукояти оружия, тоненькие ручки. Вселенная умеет озадачить. Мне нужно время на осмысление:
— Штаны!
Теперь искренне удивился вождь.
— Старуха бисер шапка штаны. Мой!
Вождь нахмурился. Кажется ему надоело в моих речах слово «мой». Но ничего тут не поделать. Мышь — моя. Штаны — мои. Все остальное забирайте, не интересует. Но можно и пошутить. Я перегнулся через Мышку и показал вождю глазами на «это дело»:
— Баба кричать падать.
Ну, в том смысле, что прикрыть бы надо. Поржать хамухи любят, чем все присутствующие на площади немедленно и занялась. А вот и Тесть Награла. Похоже он притащил старуху с моими штанами сюда сразу, как я появился.
Эта парочка выдвинулась к нам, причем подошли они не на расстояние «беседы с чужим», а близко, совершенно игнорируя вождя. То есть Тесть ждал «очереди темы», а не «своей очереди». Старик, как я перед тобой виноват. Тесть надвинулся и сжал лапой мое плечо:
— Награл костер?
— Большой.
Седой хамух кивнул и отвернулся. Хамухи не плачут, хамухи огорчаются.
— Шаман штаны.
Сказал он и толкнул ко мне старушку. Ну да, та сразу же начала кашлять и хихикать, помогая мне одеться. Руки-то мои были заняты. Вождь терпеливо ждал (его мегатонны невозмутимости были врожденные, ему было легче). Ангел в клетке по прежнему смотрел мне в лицо огромными испуганными глазами.
Старушка построила шикарные штаны из толстой замши, на заклепках. Причем одна штанина одевалась как положено, а вторая, на ноге с Аргументом, просто застегивалась на крючки по бедру. Шикардос, бабуля! Мой первый настоящий шмот в этом мире, если не считать юбку «смех и грех», конечно.
И я ничего не мог дать мастеру. Хотя вот, как часть будущей платы, камуфла Веера. Я вручил тряпку старушке, правда подняв ее ногой. Она не обиделась, но даже наоборот, совершенно переключилась на незнакомую ткань и зависла ее ощупывая. Ну, особист, есть там у тебя закладки какие? Веер терпел молча. И ладно.
Тесть подтолкнул старушку прочь и она ушла, унося пиджак сержанта с собой. Как я тут существую вообще без собственности? Старый хамух уселся на верстак рядом. Демонстрация для вождя? Не суть. Девочка в клетке смотрела, вождь смотрел, и оба молчали. Выходит, пришла моя очередь говорить.
А что им скажешь? Малышка любит и имеет сердце открытое хаосу. Другого ангела для хамуха у меня нет. Я шагнул к клетке и присел перед ней. Ангел не отшатнулся и даже не моргнул. Кроха неуязвима, умеет летать, имеет телепорт, умеет исчезать и появляться когда и где пожелает. Почему она сидит в клетке?
— Уйти?
Резонный же вопрос.
— Любить.
И слезки. Вот так, Рыжий. Любить, это сидеть в клетке, если тебя в нее любимые посадят, хоть за что. Хоть за то, что им кажется святотатством. Хороший ангел. Идеальный. И ничего в этом балансе нарушать нельзя. Никому и ничего. Я встал и спросил вождя:
— Понял?
Он честно ответил:
— Нет.
Ах ты груша деревянная, где твое сердце? Ну, может твои внуки поймут. Однако Дед Тьмун, наконец, сделал свой ход.
Над площадью потемнело и в воздухе нарисовалась пентаграмма. Одна, в ней вторая, во второй третья, в третьей следующая и так до точки, из которой вдруг выплеснулся и накрыл собой все вокруг густой красный, как кровь, туман.
У меня Мышь на руках! Я отскочил спиной к верстаку, сморфил третью руку и метнул ею наковальню прямо в центр этого извержения. Там что-то взревело и кровавый туман осел. Пентаграмм не было. Посреди площади стоял здоровенный демон в латах с кнутом в руке.
Латы были красные, рогатая морда была красная, кнут был черный. Сплющенная наковальня валялась у его ног.
— Твою мать!
Это сержант Веер прервал свое терпеливое молчание. Что там особисты империи Варп знают о демонах? Рогатый же громогласно объявил:
— Рыжий отягощенный любовью, ты взвешен и приговорен! Я твой личный убиватор на всю оставшуюся вечность!
Ну да, чего-то подобного можно было ожидать. И как этот красный козел убьет морфа? Кнутом? Блин, у меня Мышка на руках!
Между мной и демоном находились вождь и клетка с ангелом. Кнут свистнул. Хамух сумел нырнуть под него и метнуть свой нож. Нож, наверняка, летел точно в горло козлу, но тот легко отмахнулся рукой в железной перчатке. «Звяк», и хамухский нож ушел кувыркаясь в сторону.
И все закончилось. Девочка с белым сияющим кинжалом возникла за рогатой головой демона, и оружие вошло в эту голову сверху вниз, как до того входило в наковальню. Ангел сам не очень понял, что сделал. Хамушка держала рукоять, торчащую из красной башки, двумя ручками и смотрела так же испуганно, как прежде.
Время, но скорее не время, а просто все действующие лица, замерли. Демон был еще жив (что у них в башке, стружка?), но уже был не жилец (моб он, или игрок?). Я успел прыгнуть к нему вплотную и сообщить, так, на всякий случай:
— Этот мир — кладбище козлов. Приходи почаще, милый.
А сержант Веер еще раз, и так отрешенно, успел добавить:
— Твою ж мать…
И только тогда рогатый сложился и лег на землю сломанным манекеном. А Ангел Хамуха исчез.
Ангел Хамуха
Ангел Хамуха нигде не появился, и значит кроха решила, что можно любить оставаясь невидимой.
Чем мне нравятся хамухи, так это конкретным мышлением (цельностью). Никто не стал метаться и в панике восклицать: «Куда она делась!? Девочка убила демона!? Ой как теперь быть?!», и прочий риторический бабий гай генерировать (звуки ради звуков).
Вождь просто пнул труп демона ногой и хамухи быстро его разделали. Сняли трофейные латы, а тело куда-то уволокли. Подошел горбатый старик-шаман и забрал пустую клетку. Тесть же слез с верстака, хлопнул меня по плечу и очень категорично заявил:
— Пиво!
Возразить было нечего. Но вождь со мной еще не закончил. Он заступил нам дорогу не соблюдая никаких дистанций. Ага, я уже и ему не чужой. Я метнул наковальню, он метнул нож, и не важно, что ни то, ни другое, ничего не изменили в течении боя. Бой — был.
— Еще один.
Чего еще один? Еще один кинжал воткнуть в еще одну наковальню для еще одного ангела? Как быстро соображает.
— Нет. Ангел расти. Ангел делать.
Вождь не проявил никаких эмоций. Он кивнул на Мышь.
— Дети. Много.
Развернулся и ушел. Пожелал нам многоплодия, значит. Спасибочки, чего уж там. Веер устал молчать и крутить головой.
— Что это было, Рыжий?
Мы уже шли за Тестем между палаток.
— Что именно, сержант?
— Да вот эта девочка. Демона убить невозможно!
— Почему?
— Ну, очень сложно, насколько я знаю.
— Только не для любви.
— Не для чего?
— Не для любви, Веер. Не для любви.
Сержант задумался. Да, если он особист, то уже нарыл «ценнейшую инфу» для империи, даже не приступив еще толком к поиску старичка Тени. Интересно, связь со своими у него тоже прямая из башки?
Но мы пришли к палатке Тестя. Из соседней выскочили две пожилые хамухши. С кувшином и с полотенцем. Тесть ткнул в Мышку пальцем и махнул рукой в сторону женской палатки:
— Баба. Ложить.
Я представил, как она там лежит абсолютно беззащитная. И приходит демон, или прилетает дракон, или приезжает бульдозер, или еще что.