– Родная? – удивилась бабушка.
– Родная, – уверенно подтвердил Санька.
– Странно… Она на тебя нисколько не похожа: ты… золотой, а она черная…
Бабушка засмеялась. Засмеялись и дети. В комнате стало шумно и весело. Дуня с Верой занялись куклами, а мальчики принялись в углу детской строить крепость.
День пролетел для детей, как мгновение. Не успели они оглянуться, как уже наступил вечер. Сытые, счастливые и нагруженные подарками, вернулись «гости» домой.
Аксинья и Тарас ужинали, когда Рыжик со своими спутницами вбежал в хату.
– Смотрите, что мы принесли! – восторженно воскликнул Санька.
– Где мы, мама, были!.. Какие там куклы!.. – перебила Верочка.
Даже Дуня и та заговорила, но Рыжик заглушил ее своим голосом.
– Мы весь день в гостях были, – начал он рассказывать. – Я играл с панычами, а они – с куклами. Мы там кушали, чай пили… Мне еще вот что дали…
Рыжик подал матери узелок, в котором лежали штанишки, две рубашки и оловянные солдатики.
– А вот мне что бабушка дала… – запищала Верочка и, в свою очередь, подала матери узелок. В узелке оказались платьица, кое-что из белья и старая кукла с одним глазом и без рук.
Дуне подарили башмаки и платок на голову. Кроме того, ей на завтра обещаны были еще какие-то вещи.
– Ну, что ты на это скажешь? – обратилась к мужу Аксинья.
– Что я скажу?.. Люди, видать, неплохие… Боюсь только, как бы наш висельник не нашкодил бы там…
– Слышишь, Саша, что отец говорит? – сказала Аксинья, обращаясь к Рыжику. – Смотри, ежели ты у господ дозволишь себе нехорошее что сделать!.. Ты уже не маленький: десятый год тебе идет; ты уже должен за Верочкой смотреть, чтобы она что-нибудь не наделала…
– Пусть только посмеет… Я ей тогда – во…
Рыжик показал кулак.
– Вот видишь, какой он славный: при нас кулаки кажет, – заметил Аксинье Тарас, – а уж там наверное в драку полезет.
– Нет, не полезу, – серьезно заметил Санька, – там драться нельзя… Завтра мы опять пойдем… А Дуне знаешь что бабушка сказала? Она сказала, чтобы Дуня каждый день приходила, а тетенька Маланья ее кормить будет.
– Какая Маланья? – заинтересовалась Аксинья.
– А ихняя стряпуха. Она толстая-претолстая и добрая… Я рассказал им все про Дуню и про дяденьку Андрея. Они страсть как жалели ее!.. Э, да я забыл! – вдруг спохватился Рыжик. – У меня еще вот что есть!
Он вытащил из-за пазухи небольшую книжонку с картинками и подал ее матери.
– Что это?
– Это азбука. По ней учатся читать. Здесь написано: бра, вра, гра… Мне Володя показывал… Мы и завтра учиться будем.
Книжкой заинтересовался и Тарас.
Он подошел к свету и с любопытством стал ее перелистывать своими толстыми, обожженными лаком пальцами.
Рыжик долго еще рассказывал матери про панычей, про их дом и про их богатство. По его словам выходило, что живут они, как цари. Верочка тоже долго не могла успокоиться и все о чем-то рассказывала на своем малопонятном детском языке. Даже Дуня, вечно молчаливая и грустная, на этот раз без умолку болтала, делясь своими впечатлениями.
– Ну, дети, будет!.. Еще завтра день есть – наговориться успеете. А теперь пора спать, – сказала Аксинья и пошла стлать постели.
Наступил вечер. На темном небе затеплились звезды. В хате Зазулей было темно и тихо. Там спали мирным сном. Один только Санька не спал. Он лежал с открытыми глазами и мечтал о себе, о панычах и о многом другом. Знакомство с панычами сильно повлияло на его впечатлительную натуру. Он только теперь увидал, как живут господа и как их жизнь разнится от жизни обывателей Голодаевки. «Почему не все люди так живут? Почему не все дети – панычи?» – спрашивал себя Санька и не находил ответа. От панычей мысль мальчика перескочила на Мойпеса. Он вспомнил, что из-за господ он сегодня за весь день ни разу не приласкал пса, и ему сделалось совестно. «Ну ладно, зато завтра непременно возьму его с собой», – решил про себя Санька и с этой мыслью уснул покойным, крепким сном.
VII
РЫЖИК УЗНАЕТ О СВОЕМ ПРОИСХОЖДЕНИИ
В мае панычи уехали в деревню на все лето, и Рыжик снова очутился на улице, среди старых приятелей. Дуня совсем переселилась в господский дом. Ее окончательно приютила там кухарка Маланья, женщина добрая и очень любившая детей.
Санька, по обыкновению, лето проводил вне дома. По целым дням он где-то пропадал с мальчишками, а когда в садах созрели фрукты, его можно было найти дома только рано утром или поздно вечером. Тарас ругался, выходил из себя, наказывал его, но ничто не помогало. Так продолжалось до конца августа. Однажды Санька вернулся домой позже обыкновенного. Двери уже были заперты и огонь в доме потушен. Там, по-видимому, уже спали. Рыжик подошел к дверям и остановился, боясь постучаться. На улице было тихо и безлюдно. Из-за рощи осторожно, будто вор, поднимался месяц. Рыжик видел, как потом луна повисла над рощей и как от нее на темную поверхность реки упал светлый трепещущий столб. «Уже ночь!» – мысленно воскликнул Рыжик, и ему сделалось жутко. В это время из узенького переулочка выбежал Мойпес и с тихим визгом подбежал к маленькому хозяину. Рыжик несколько раз провел по мягкой спине преданного пса и тут же приказал собаке уйти на место, то есть в сарай.
Санька остался один. Ему предстояло одно из двух: или ночевать на улице, или постучаться и этим разозлить отца. После долгого размышления Санька решился на последнее и робко стукнул в дверь. Никто не отозвался. Тогда Рыжик слегка налег плечом на дверь, и вдруг дверь неожиданно распахнулась, и Санька кубарем влетел в сени. Оказалось, она была не заперта. По всей вероятности, Аксинья в темноте неверно набросила крючок, а может быть, она нарочно оставила дверь открытой, зная, что скоро должен явиться Санька.
Как бы то ни было, а Рыжик воспользовался благоприятным обстоятельством и юркнул в мастерскую. Там, чтобы никого не обеспокоить, он полез под верстак и улегся комочком на стружках.
Измученный и усталый за весь день, Рыжик, наверно, уснул бы немедленно, если бы до его слуха из другой комнаты не донесся разговор. Разговаривали его отец и мать. Разговор шел о нем, о Рыжике. Мальчик притаил дыхание и стал прислушиваться.
– Это ты так потому говоришь, – раздался тихий голос Аксиньи, – что мальчик нам не родной… Только я тебе, Тарас, вот что скажу: грешно обижать сироту. Он нас за родителей почитает, любит нас, и мы, стало быть, должны к нему, как к родному дитю, быть…
– Постой, Аксинья, – послышался басистый голос Тараса, – да я разве худое мальчику желаю?.. Я хочу, чтобы он человеком был… Отдадим его куму Ивану в ученье, и Санька потом еще спасибо скажет нам, потому сапожник завсегда кусок хлеба заработает.
– И не грешно тебе это говорить? Ведь ему еще десяти годов нету, а ты уже его в ученье… Небось ежели б он был тебе родной, ты бы этак не стал делать…
– Ан стал бы! – с легким раздражением в голосе перебил Аксинью Тарас. – Стал бы потому, что самим жрать нечего. Когда мы его взяли, у нас своих ребят не было, а теперича, сама знаешь, сколько у нас ртов…
– А ты не пьянствуй! – спохватилась Аксинья. – Тогда на всех хватит… А то день работаешь, а неделю гуляешь…
После этих слов Тарас не счел нужным отвечать, и разговор прекратился. Спустя немного супруги уснули. В хате стало совсем тихо.
У Рыжика и сон пропал. То, что он сейчас услыхал, до того его поразило, что ему уже было не до сна. Никогда еще его голова так сильно не работала, как теперь. Сначала он даже не мог понять, что, собственно, случилось, но потом, когда он сообразил, в чем дело, ему сделалось до того скверно, что он чуть было не закричал во весь голос.
На другой день, лишь только занялась заря, Рыжик уже был на ногах. Аксинья успела уже открыть ставни, а Тарас возился на чердаке с досками. Верочка и Катя еще спали.
– Мама, а мама! – пристал Рыжик к матери.
– Чего тебе? – недовольным тоном проворчала Аксинья.
– Мама, я вам не родной? – спросил Рыжик и заглянул Аксинье в лицо.
Вопрос был предложен так неожиданно, что Аксинья растерялась и не знала, что ответить.
– Мама, маменька, я, значит, не родной вам? Да?..
– Ты глупости говоришь… Отстань, мне некогда… – проговорила Аксинья и отвернулась от мальчика.