- Песню сочиняю. Про УНГРИ. Отстань! - огрызнулась Люда, но было поздно.
- О-О-О! Народ!!! Люська про вас песню сочинила!
- Песню?.. Да ну!.. Людмила, давай! - народ, чем толочь юридическую воду в ступе, с энтузиазмом воспринял идею концерта.
- Да я ещё...
- Ничего, потерпим!
- Ну ладно.
Люда собралась с духом, прокрутила ещё раз текст, всё перепутала, разозлилась... потом, махнула рукой и завыла с трагическим надрывом, спотыкаясь о так и лезущие на язык нецензурные рифмы:
"Мамочка-мама, прости дорогая,
Что дочку-геолога ты родила!
В поле ходи-ила, в поле люби-ила -
Были когда-то такие "поля"!
В поле ходи-ила, в поле люби-ила -
Нету ни поля теперь, ни...чего!
Пытал комиссар меня, крыса столичная,
Требовал, сука, чтоб звиты сдала,
А я отвеча-ала гордо и сме-ело:
"Это научная тайна моя!"
А я отвеча-ала гордо и сме-ело:
"Лучше спалю, но не сдам ни...чего!"
Мамочка-мама, будешь в Италии,
Ты бы и дочку с собой забрала!
В поле ходи-ила, в поле люби-ила -
Есть и в Италии тоже поля!
В поле ходи-ила, в поле люби-ила -
Больше не будет у нас ни...чего!"
- НИФИГА СЕБЕ! - резюмировал народ её выступление. - А подходит-то как!.. Слушай, давай ещё - я записываю...
Люда подумала было, что "ох, пробирает-то... ох, не надо бы больше", но уважила просьбу и спела на-бис, добавив от души куплет. Народ опять восхитился и потребовал по третьему разу. Она сгоряча начала, но дойдя до такого близкого её сердцу "лучше спалю", вдруг ощутила нехватку воздуха, а в глазах зарябило, как в плохом телевизоре. Словно сквозь вату послышалось заполошное "Люськин!"... Потом её придерживали и сажали удобнее... Потом отпаивали коньяком из чьего-то загашника. Она молча принимала заботу и только грустно думала: "Вот, оно как... Сердечко-то не железное".
Вечером у Люды было плохое настроение. Она сидела на кровати - босая и расхристанная - подбрынькивала себе на гитаре и с мрачной безнадёгой нудела песни... одна другой страшнее! Чем приводила в отчаяние Юлечку.
"Как о тихий берег, о скалистый берег
Грянули ракеты в сотни тысяч мегатонн.
Больше не увидишь обеих Америк,
А Китай с Японией остались...
...на-по-том. ЭХ!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С ядерной триадой
Не приходится тужить"...
...У Люды было О-О-О-ОЧЕНЬ плохое настроение.
- Люськи-и-и-ин!.. - заныла наконец подруга. - Ну, сколько можно-о!-о! Ну, спела бы что-то приятное, тебе же волноваться нельзя.
Люда задумалась, а после с многозначительной ухмылкой изобразила на гитаре вступление.
- Нет, нет, нет! - спохватилась Юлечка. - Твой "Голубой вагон" петь не надо!
Люда понимающе качнула головой и забренчала вполне лирический, на первый взгляд, перебор.
- Мы на ло-о-одочке ката-а-ались... - проникновенно начала она.
- Ну вот, другое дело, - успокоилась подруга.
- ...стратегической такой, - продолжила Люда.
"Прямо в рубке целовались
И нажали что-то... ОЙ!
В ле-е-есу, говорят, в бору, говорят,
Росла, говорят, сосёнка.
Угробила планету всю
Бедовая девчонка!"
Юлька вскочила, схватившись за голову, и бросилась к двери. Неожиданно в эту самую дверь постучали. Подруга удивлённо остановилась. В общаге если и стучали, то только ногой, а самые "интеллигентные" орали на весь коридор: "Девки, вы там?!", после чего вламывались, не дожидаясь ответа. Люде тоже стало интересно, кого это принесло. Она отложила гитару и забралась с ногами на постель для удобства обозрения.
В дверь снова постучали. Рукой... Хозяйки переглянулись.
- Это ещё кто? - громко, чтоб ТАМ услышали, поинтересовалась Юля недовольным тоном.
Стук назойливо повторился.
- Блин! Да кому ещё не спиться?! - сорвалась Юлька и с грозным видом распахнула дверь. - Что, делать нечего - шляться только-о-О-О!.. - и замерла, таращась в проём. После чего ошалело оглянулась на подругу и выскочила наружу. Люда услышала, как она там перешёптывается с кем-то, а после нарочито громко и раздельно сообщает:
- Я - к девочкам! Буду не скоро!
Хлопнула дверь соседок, а ещё через долгое мгновение в проёме показался... Лёша.
- Привет, Люд, - нерешительно поздоровался он, стовбыча при входе, словно боясь отойти от двери.
Сердце трепыхнулось, подскочило и застряло в районе горла.
- Я тут... к тебе, - продолжал мяться он.
"А?.. Что?.. Ко мне?.." - заметались в голове панические мысли. - "А, ну да, к кому же ещё", - осадил их рассудок и тут же сам принялся ворчливо хлопотать: - "Ну вот, припёрся: в комнате бардак, посуда не мыта, я не одета... не причёсана... Не причёсана?!!"
- Можно войти?
"НЕТ!" - мысленно взвыла Люда, затылком ощущая холодок в горячо "любимой" проплешине на месте травмы. Брошенный на столе беретик находился теперь далеко-далеко - не дотянешься. Ещё оставалась надежда успеть туда доскакать, но тут Лёшка, приняв её молчание за знак согласия, решился переступить порог и положение стало безнадёжным. Она застыла в "деревянной" позе посреди кровати, отчаянно жалея, что отложила гитару.
Лёшка был всё тот же, будто только что с выезда: штаны на все случаи жизни, свободная рубашка с закатанными рукавами... Только лицо осунувшееся. Людын взгляд непроизвольно зашарил в поисках кровавых пятен и заштопанных дырок, но ничего такого, естественно, не обнаружил. Она молча проследила, как неожиданный гость, прикрыв дверь, задумчиво, словно собираясь с мыслями, прошёл до середины комнаты и остановился напротив. Её голова, чтобы не дай бог, не показаться затылком, как намагниченная повернулась за ним.
- Послушай, Люд. У меня... у нас к тебе будет одно важное дело... - начал он довольно бодро, но поднял голову, встретился с нею глазами и... растерянно замолк.
"Шо это мы - ручки затряслись, глазки забегали!.. Неужели я такая страшная... или может красивая?" - закрутились в голове кокетливые мысли. - "Ой, мамочки! Я же смотрю на него, как удав на новые ворота!" - опомнилась она и попыталась изобразить хоть какую-то благожелательность. Учитывая обстоятельства, получилось плохо. Лёшка ни на грош в её добрую волю не поверил, попятился и скромно примостился на краешек Юлькиной койки. Там он, упёршись локтями в колени, сцепил пальцы в замок и принялся их старательно то ли разминать, то ли ломать. Молчание затягивалось. Надо было что-то говорить. И она, конечно, не удержалась...
- Зачем ты убил мою подругу? - вырвалось неожиданно внятно.
- Чего?! - опешил он от такого поворота.
- Я послала её сказать, чтобы ты не ходил на работу - там нет Джавдета! - серьёзно процитировала Люда.
- Почему? - тупо, будто думая о своём, переспросил Лёшка.
- Потому шо всех басмачей сократили, - раздражённо буркнула она. - Лично товарищ Сухов приехал и уволил. Именным наганом.
- Да-а-а... я, как бы, не за этим, - даже не поддержав темы, он прекратил надругательство над пальцами и растерянно развёл руками.
- О! А зачем же ты, таким важным, явился? - въедливо прищурилась Люда и, не успев подумать, брякнула: - Наверное, делать мне предложение!
Лёшка вздрогнул, метнув к ней быстрый испуганный взгляд, и опять уткнулся в свои колени. У Люды в душе возникло и стало стремительно вспухать очень подозрительное подозрение.
- Шо, правда что ли?
- Угу... - буркнул он мрачно, не поднимая головы, и Люда вдруг с ужасом поняла, что попала. Причём, во всех смыслах. Даже если бы Лёшка самым серьёзным тоном подтвердил её случайные слова, она бы не поверила. Но это безнадёжное "угу" убедило её сразу. И что теперь делать? Как-то всё это неожиданно, неправильно как-то. В фильмах, вроде, иначе показывали...