Разминка не затянулась: с краю поля показались секретарь парткома Радичева и председатель колхоза Сурайкин. Признаться, Потап Сидорович до последнего часа беспокоился: вдруг не выйдут или выйдут совсем немногие? А тут вон что — целая армия, и, непривычно заволновавшись, он прибавил шаг.
Намеревался Потап Сидорович сказать перед народом короткое напутствие, загодя, в мыслях, приготовил его, но тут случилось непредвиденное.
Незаметно для всех заведующий складом Кузьма Кузьмич махнул платком — из лесу, из-за густых кустов вышли две девушки, наряженные в старинные одежды эрзянок, у каждой в руках, на вышитых полотенцах, по ржаному хлебу. По поляне пронесся одобрительный гул, дружные хлопки. Поклонившись всем, девушки преподнесли Потапу Сидоровичу и Вере Петровне золотистые караваи — те приняли их, низко в ответ поклонились. Впервые в жизни Потап Сидорович был растерян.
И — началось.
Первые ряды заняли самые сильные мужики. Рукава у них засучены, ремни сброшены — так рубашки не будут прилипать к спинам, да и ветерок быстрее остудит. Смолянки и бруски у кого в карманах брюк, у кого за голенищами сапог.
Вот передний косец поплевал в ладони, потер их, легко взмахнул косой — раз, другой, и пошел, пошел, в такт взмахам шагая. Под косой словно и не охапки густого гороха, а гроздья винограда ложатся в высокие рядки. Закачались, словно лебеди, за ведомым и остальные.
Эх, давно не было в теле такой сладкой истомы! Заиграл каждый мускул, высоко вздымаются груди! Вот уж первые капли пота из-под волос скатились по щекам; вот первые рубашки полетели на высокие валки; а вот и первые косы уже притупились, зазвенели об смолянки: «Так-сяк, так-сяк!..»
— Лексей, рубашку скинул? Смотри без порток не останься!
— Повеселей размахивай руками-то — пятки обрежу!
— Бабоньки, бабоньки! Помягче стелите валки, вспомните свои свадебные перины!
— Тюмка, а Тюмка! Вроде весной ты здесь горох сеял, потому такой реденький и уродился.
— Я сеяльщиком никогда и не был, я только убираю.
— Ясное дело, ты всегда только к готовенькому!..
Вот кое-кого уже и жажда одолевает. Пойти бы на стан, хватить холодной водички из лагуна, — стан далеко остался, товарищи обгонят…
Выручили ребятишки — учителя надоумили: ведра взяли с кружками и пошли по косарям. Эх, благодать! Попьет косарь, вытрет губы тыльной стороной ладони, поблагодарит и опять — вперед, вперед!..
Потап Сидорович косил со всеми наравне. Хотя он и измотался вконец от этой тяжелой и непривычной работы, но виду не подал. Только к концу дня отложил косу, пошел, радуясь, вдоль валков — на диво много свалили!
Подняв пучок гороха, Потап Сидорович выщелучил один стручок, кинул сухие розоватые горошины в рот, пытаясь разжевать — как стальные… «Завтра же надо пустить подборщик, — устало и довольно подумал он, — завтра же надо начать и вывозку на элеватор. Первая в районе квитанция за сданный хлеб у нас будет…»
На следующий день Таня Ландышева на своем комбайне обмолотила хорошо высохшие вчерашние валки. Первые автомашины с горохом, разнаряженные красными флагами и лозунгами, ушли в Атямар на элеватор. Как Сурайкину и хотелось, первой в районе уборку и сдачу зерна начала их «Победа».
К концу дня к опушке леса подкатила правленческая «Волга». Из нее вышли сам Потап Сидорович, бухгалтер и кассирша. Пока колхозники еще работали, на самом видном месте, под дубом, поставили раскладной стол, покрыли его красным сукном, приготовили счеты, ведомости.
Солнце было уже на закате, когда к походной конторе, с косами и граблями, потянулись колхозники. Правленцы, правда, вчера еще сказывали, что за каждый день прямо в поле платить будут, но многие еще сомневались. Скуповат их Сурайкин, это все знали, при его нраве могут и переиначить…