У Шалыгина тоже новоселье: он сидит в просторном светлом кабинете. Раньше, чтобы справку какую-то потребовать, стучал, помню, в фанерную перегородку кулаком, кричал: «Галя, принеси». А сейчас нажимает кнопку, и в приемной у него раздается малиновый звон, входит секретарша. Шалыгин сначала стеснялся этого малинового звона, а потом привык. Сейчас уже не сидят на корточках вдоль стенок мужики и не курят, не лезут с каждым пустяком к председателю. Во всем должен быть порядок, культура. И у специалистов теперь отдельные кабинеты, тоже светлые и чистые, с табличками на двери.
По распорядку дня в двенадцать часов полдневная дойка, и я решил пораньше пойти на Тетеринскую ферму, чтобы видеть весь комплекс в работе. Еще держался морозный утренник, вкусно похрустывал ноздреватый снежок под ногами. А на солнцепеке ощутимо грело, слезились сосульки, воробьи и голуби, распушив перья, купались в лужицах. Черная собака, лежащая на овсяной мякине, приоткрыла глаз и опять закрыла: она привыкла к чужим людям, ходит их сюда много, и всех не облаешь. Подвозчики кормов свалили сено и снова поехали в сторону колхоза «Родина», к речной пойме, где еще висел сизый мартовский туман.
Животноводческий комплекс — это несколько приземистых белых зданий. Между ними загоны для прогулки скота, клеверные скирды, привезенные на волокушах. Навоза, присущего фермам, поблизости не видать. Сжатым воздухом он выстреливается по трубам и скапливается в отдалении. Поэтому и чисто кругом, просторно, летом тут растет мягкая трава, разбиты клумбы, врыты в землю скамейки.
Я взялся за ручку двери, ожидая, что, как и раньше, пахнет сейчас на меня тепловатой парной духотой, обдаст стойким запахом скотного двора, но нет, все в меру: воздух довольно чистый, влажность нормальная.
— А мы за чистотой следим, навоз сразу же убираем, — объяснила мне заведующая фермой Альбина Сторожук. — Ну, и вентиляция неплохая. Грязь недопустима, у нас же молоко, не дай бог, соринка какая попадет…
Альбина пока одна на ферме. Да где-то у моторов позвякивает ключами слесарь, скотница скребком сгребает в канавки навоз. Сторожук — это по мужу у Альбины фамилия. Сама она из Оголихина. После сельхозинститута высмотрел ее украинец Миша Сторожук, служивший в Костроме. Жили они в совхозе «Лужки». Михаил сначала электриком был, потом переквалифицировался, стал техником по искусственному осеменению. Шалыгин переманил их в Тетеринское, дали им новый щитовой дом, и теперь они вместе на ферме, с утра до вечера. А ферма большая, и работы у заведующей уйма: почти двести коров, триста двадцать телят, нетели, техника, корма. Она сама и учет ведет, следит за соревнованием, молоко принимает. А главное, конечно, люди: шесть доярок, сторожа, возчики, слесарь, электрик, техник по искусственному осеменению. Альбина строгая, напористая, она иногда и своему муженьку прямо на ферме поддает такого жару, что тот стоит перед ней, как перед генералом.
— Малякин! Володя! — кричит Альбина слесарю. — Все у тебя в порядке? Начинаем скоро!
Приходят доярки. Сначала Тамара Николаевна Затрутина с Руфимой Коротковой, потом Фунтикова Вера, Антонина Школина, Воронцова Елена. Они уже переоделись, забрали под платки волосы, и тут только влетает запыхавшаяся Павлина Ларина, торопливо вешает на гвоздик пальто.
— Опять опоздала, — посматривая на часы, говорит Альбина. — Ты мне еще при гостях опоздай, передай им опыт!
Все уже знают, что скоро приедет бригада из «Родины», что будет проверка соревнования. В обычный бы день Ларина что-то возразила заведующей, язык у ней острый, но тут ввиду ответственности момента молчит, только громче, чем надо, позвякивает ведром и уходит из красного уголка вслед за Альбиной.
— И ругать бы надо бабу, да жалко, — вздыхает сторожиха.
— А почему жалко?
— Несчастная она, одинокая, четверых детей одна поднимает, самой младшей еще шесть годиков. Ни матери, ни бабки, ни деда — никого у ней нет. И мужа нет. В прошлом годе, в апреле, на полу воду как раз, сгорел он, муж-то ейный. От водки сгорел. Уж так пил, так пил, что не приведи и избавь. Замучилась она с ним, с детями-то в погреб от него, дурака, пряталась. А и не жалко такого. Конечно, молодая еще, дети на руках. Но мы ей помогаем. Работает она старательно. Иногда опоздает, правда, или что не доглядит, вот Альбина-то ее и жучит. У этой дело — главнее всего…
В пролетах уже вовсю идет дойка. Транспортер подает силос, за стенкой монотонно гудит двигатель, причмокивают доильные аппараты. Доярки спешат. За каждой закреплено по тридцать с лишним коров, и надо уложиться вовремя. Руфима Короткова работает молча, а Тамара Николаевна Затрутина что-то приговаривает, называет коров по именам. Тамара Николаевна — это и есть дочь Лампеи. Та тоже, бывало, относилась к животным с особой любовью. И это правильно. На малейшие отклонения от привычного реагирует корова. Главный зоотехник Ульяна Базина, проводя с доярками занятия, на эту черту особо обращает внимание, а Затрутину ставит в пример.