— Ну что это, — ворчит Шалыгин. — Будто мне, елки зеленые, вместо Зыкиной песню петь, а не доклад читать. Лучше бы гектар клевера смахнул косой…
Приехал Макаров из Нерехты, заведующая сельхозотделом горкома Мурина. Из «Родины», прикатили Пахомов с Милениным. Чинно расселись за широким столом избранные собранием члены президиума. Шалыгин подошел к трибуне, качнул ее нечаянно плечом, положил перед собой стопку бумаги и заранее графин с водой пододвинул поближе:
— Дорогие товарищи!
Минут через десять он успокоился, стал забывать о бумагах и говорил уже просто, посматривая в зал на знакомые лица. А зал был полон. Сидели в удобных креслах тетеринские и путятинские доярки, полеводы, трактористы, старики пенсионеры, подставляющие ладонь к уху. Это вот они с каждым годом поднимают колхоз вверх. Год — ступенька. Еще год — еще ступенька. За высокие показатели в соцсоревновании в прошлом жарком лете колхоз получил Почетную грамоту Министерства сельского хозяйства страны. Теперь бы по урожайности «Родину» догнать. И догоним! С такими-то людьми да не догнать. Вот они сидят, посматривая на Шалыгина: бригадир Муравин, доярки Затрутина с Воронцовой, Фунтикова Вера, Капустина Нина Федоровна с Дарьей Шалиной, Альбина Сторожук с мужем Михаилом, Женя Гаврилова со своим Вениамином, Бугрова Мария Васильевна в новом платье и с орденом Ленина на груди, тракторист Егоров Саша, партгрупорг в Новленском Иван Васильевич Солдатов с женой, оба путятинские коммунисты, четыре сына и дочь у них на инженеров учатся…
Шалыгин называет цифры планов и обязательств, денежного дохода, заработной платы, перечисляет успехи и неудачи бригад, ферм, мастерских, заглядывает в недалекое будущее колхоза. Все уже знают об этом будущем, видели новый сельский городок нарисованным на ватмане. Немалая часть этого будущего уже перенесена с бумаги на землю, воплощена в жизнь, вот хоть этот замечательный Дом культуры, в котором они сидят. Но все равно интересно послушать, зрительно представить, как эти крохотные деревеньки, все эти Кишкины, Оголихины, Жуковки, Иванищевы переедут в центр, люди вселятся в благоустроенные квартиры с городскими удобствами…
В зале зааплодировали, и Шалыгин, пережидая шум, налил стакан воды, выпил жадно и, улыбаясь, вытер губы.
В прениях вместе с колхозниками выступили Пахомов и Макаров. Александр Петрович Макаров от имени горкома партии и исполкома райсовета вручил тетеринцам вымпел за первое место в районе по надоям молока. А Павел Ефимович Пахомов и Шалыгин обменялись договорами на восемьдесят третий год. Красные обложки договоров с тиснеными золотыми буквами Шалыгин показал всему залу, и кто-то крикнул от задней двери:
— Ну, лавровцы, держись!
Матвеев нахмурился, зашептал осуждающе в ухо своему соседу, кажется, старику Короткову, заместителю Шалыгина, бывшему председателю.
— Ничего, — успокаивал его Коротков. — Колхозное собрание без смеха — это прямо смешно. Вот раньше было так было…
Начались выборы председателя. На новый срок снова предложили кандидатуру Шалыгина. Голосовали за него единогласно. Дружно и быстро взметнулся лес рук, тишина установилась в зале. Лицо у Шалыгина, как и перед докладом, сделалось багровым, даже полная шея покраснела. Он встал на край сцены, как конферансье, и вместо задуманного ответного слова, вместо принятых благодарностей за доверие произнес коротко:
— Не подведу!
Ему опять долго хлопали, и я слышал, как в это время Нина Федоровна Капустина сказала Дарье:
— Чего-чего, а уж коровок он любит…
Потом стали вручать премии победителям в соревновании. И отдельным колхозникам, и целым коллективам. Тетеринские и Путятинские фермы получили пакеты с деньгами. Дарье Ивановне вручили вымпел и ценный подарок. Дарья заблудилась на сцене и никак не могла найти выход. Прижимая к красной своей кофте подарок, она еле выбралась из-за сложенного в гармошку занавеса.
— Да что это, батюшки! — ругалась Дарья. — Понавешали материалу-то!
Зал проводил ее аплодисментами и веселым смехом. Получила вымпел с подарком и Школина Антонина. Лиде Болонкиной, дочери Дарьи Ивановны, вручили часы. А Нине Федоровне Капустиной присвоили почетное звание заслуженного колхозника. Зачитав решение правления и поздравляя ее, Шалыгин сказал:
— За твои золотые руки, Нина! За твое доброе сердце!
Еще до собрания Матвеев просил Нину Федоровну выступить, и она не забыла это, встала к трибуне, но слезы напрочь затемнили ей глаза, а горло сдавило чем-то горячим. И она только поклонилась народу, землякам своим, и пошла на место под гром оваций…