В Целиноградской области возили меня в те места, где специально оставлен участок дикой степи. Ехали мы долго. И по обеим сторонам дороги стояли поспевающие хлеба. Десятки километров сплошных хлебов. Непередаваемое зрелище! И вдруг хлеба кончились. Не было дальше и дороги, она обрывалась у глубокой межи.
— Теперь только пешком можно, — сказал секретарь райкома. — На машине туда нельзя. Раньше ездили, а сейчас душа противится: святое место там…
Целинную казахскую степь я видел впервые. До самого горизонта тянулась широкая равнина, местами кочковатая, дернистая, с белыми метелками какой-то суховатой травы. Нога мягко пружинила, и я ступал осторожно. То и дело взлетали птицы, кружились над нами, выказывая свое недовольство. Может, где-то вблизи были у них гнезда или просто не хотели они чужого присутствия. Слева забелело небольшое круглое озерцо, окаймленное редкими камышинками. Птиц здесь было еще больше. И вообще вся степь, как только я пригляделся и прислушался, дышала, щебетала и стрекотала жизнью. И шел от травы легкий чистый запах, вернее, здоровый дух, который как бы одновременно бодрил и успокаивал. Хотелось посидеть тут или полежать. Представились косяки коней, когда-то бродившие по этим бедным подсушенным травам, скромные юрты казахов…
— И такая степь везде была? — спросил я, оглядывая окрестности.
— На тысячи верст… Равнина, ковыль, редкое озеро, овражек с ручейком, и опять равнина…
— Жалко немножко…
— Чего жалко?
— Степь, конечно… Живое существо, природа…
— И нам было жалко сначала… А хлеб? Хлеба очень много нужно. Вон как красиво колышется хлебная нива. Степь не в обиде, она же человеку служит…
Земля родная… Во все времена года и повсюду привлекает она неповторимой красотой своей. Всегда на ней легко и покойно. И весной, когда шумят по оврагам полые воды, летят в поднебесье косяки журавлей, цветут яблони, зеленеют на полях всходы. И в пору жаркого лета, когда можно пройтись босиком по мягкой душистой мураве, подышать ароматами подсыхающего сена. А в июльские ночи начинают ходить по полям беззвучные зарницы, вспыхивает и гаснет над поспевающими хлебами розоватое яркое пламя. Тут вскоре и сады поспевают, и уже другими красками, другими запахами манит земля. Леса задумчиво вспыхивают золотом, багрово рдеют по опушкам рябины. И вот уже легла на поля первая пороша, петли заячьих следов повели к стогам и ометам, из полыньи на речке, где берут воду для бани, целый день идет пар…
Всегда хороша она, земля родная. Она ведь не только плодородная нива, поля и сады. Она — Родина наша, Отчизна. На ней наш дом, могилы отцов и прадедов. Беречь ее надо, лелеять. И любить, как мать.
АРЗАМАССКИЙ ГУСЬ
Не вызывает особого удивления, когда твоему взору открывается большое поле, засеянное, к примеру, пшеницей. Пусть даже огромное. Мы к просторам привыкли. Но вот лук… Обширный массив лука гектаров под двести. Всю жизнь вроде видел его на грядках рядом с укропом и другой огородной мелочью, и вдруг такое обширное луковое поле. Недавно поработала тут дождевальная установка, и на обмытых стреловидных перьях еще держались капельки воды, отражая яркое июньское солнышко. Темно-зеленые ухоженные грядки тянулись аж к дальним лесопосадкам…
— И это все лук? — уже который раз повторяю я свой удивленный вопрос — Во все стороны один лук?
— Причем наш, арзамасский, вот в чем главное-то! — говорит Михаил Федорович Балакин, которому, по всему видать, приятно мое удивление. — У нас все луковые площади крупные, так удобнее, есть где технике разгуляться…
Наше знакомство состоялось несколько часов назад. Ехали мы в Болдино на Пушкинский праздник поэзии, и перед Арзамасом, куда нам предстояло заглянуть согласно программе, все обратили внимание на дорожный щит с нарисованной на нем луковицей. Что-то вроде городского герба в современном варианте. Сейчас вообще стало модным вывешивать перед въездами в хозяйства какие-то символы: свиную голову, доярку с ведром, сноп пшеницы. И это правильно, сразу узнаешь, чем здешние края знамениты. А тут, помимо луковицы, увидели мы еще и белого гуся. Этот упитанный красивый гусь был изображен на значке «Арзамасу — 400 лет», который подарили нам при встрече. И сразу многим вспомнилось: братцы, да ведь этот город редким своим луком славен да гусем уникальным! Даже в энциклопедии о здешнем гусе много сказано…
Об Арзамасе, о прошлом его и настоящем, рассказал нам Михаил Федорович Балакин, первый секретарь горкома партии. Говорил он интересно и увлеченно. Конечно, не узнал бы сейчас своего родного города Аркадий Гайдар, а Алексей Максимович Горький, возможно, не нашел бы того деревянного дома, в котором жил когда-то под охраной царских стражников. Преобразился Арзамас. Это, по сути, новый город со стотысячным населением. Промышленный, культурный, молодежный…