— Это наши маяки, замечательные люди, — сказал он. — Специальный стенд в музее организую, пусть народ гордится героями труда. Сейчас, понимаешь, до старины руки не доходят. То цех новый пустят, то клуб сдадут, то ферму. Беру фотоаппарат — и туда. Потомки-то должны знать, как мы трудились и жили, или не должны? История, она, брат, наука очень интересная и нужная…
Он закурил, с наслаждением затянулся и продолжил, смущенно улыбаясь:
— А вчера премию мне дали… пятьдесят рублей…
— За музейные дела?
— За природу. Я же председатель Общества охраны природы. Если хочешь, поедем завтра в наши Сочи, ахнешь, какая кругом красота! Только Фомича возьмем, инспектора рыбоохраны. Толковый мужик Иван Фомич-то. Не знаешь его? Романов по фамилии. Ну, утром познакомишься…
Утром мы покатили к озеру Лисно. На небе не было ни единого облачка. Пьяняще и сладко пахло разогретой сосной. Я вскоре убедился, что действительно незачем ехать в Сочи от такой прелести. Это был какой-то сказочный уголок. Слева и справа от дороги тянулись сухие песчаные холмы; вековые сосны и ели задумчиво и величаво стояли на них. Кое-где попадались покрытые козырьками скамейки, молодые посадки леса. Застигнутый в ненастье путник укроется под козырьком и тут же прочитает плакат: «Если хочешь жить дольше — сажай деревьев больше».
В долинах, по берегам озер, растут березки, осины, ольха, рябина, смотрятся в воду раскидистые ветлы. Озер здесь около пятисот, маленьких, как голубая чаша, и широких, с волной, с береговым пенистым прибоем. В озерах живут метровые щуки, редкостного вкуса судаки, которых раньше подавали «к столу его императорского величества». Такого судака можно свободно поймать на блесну и сварить его вместе с ершами и окунями. Это будет «царская» уха, которую надо есть не торопясь, с чувством и непременно деревянной ложкой.
В конце июня в этих местах уже пойдет земляника. Ходи себе по березнячкам да опушкам и срывай спелые ягоды. А пить захочется — спускайся в овражек. Тут между лопухов, купавниц и еще какой-то непролазной пахучей травы журчит родниковый ручеек, чистый, как слеза, и холодный до ломоты в зубах.
А потом малина пойдет, грибы. Почти все здешние деревни окружены лесами. Пока хозяйка жарит тебе пойманного на рассвете щуренка, ты уже в ближайшем соснячке наберешь корзину скользких маслят — и вот тебе кушанье-деликатес. За месяц, бродя по лесам, отдохнешь отменно и гриба разного заготовишь впрок.
Обо всем этом с восторгом, перебивая друг друга, рассказывали мне Громов и Фомич. Оказывается, Константин Михайлович уже «бил челом» в Московский институт курортологии, сообщая туда о лечебном сапропеле, о флоре и фауне, настаивая, чтобы построили здесь дома отдыха и санатории. В Себеж приезжала экспедиция, которая поддержала Громова, и сегодня Константин Михайлович собирает для института кое-какие новые данные.
— Досталось нам с Михалычем на первых порах, — вздохнул Иван Фомич. — Вы думаете, этот порядок в лесу и на озерах с неба свалился? Как бы не так! Мы браконьера так за жабры взяли, подняв всю общественность, что сейчас лоси к человеку подходят. А то, бывало, некоторые экскурсии, выезжая на «лоно», высаживались на берегах, как пираты, пили водку пивными кружками, глушили рыбу, разжигали костры, и там, где сидела эта веселая шайка, потом уже долго не росла трава…
Несколько лет назад в здании теперешнего Себежского музея располагалась тюрьма. Она была почти в центре города, и люди быстрым шагом проходили мимо этого мрачного здания. И только Громов подолгу стоял у тюрьмы, как купец, приглядываясь к ней, и однажды, заподозренный молодым милиционером, был остановлен и допрошен.
— Ты что, гражданин, в тюрягу захотел? — радуясь своему юмору, весело спросил милиционер.
— Вот именно, молодой человек, в тюрягу, и я там буду, — ответил Громов серьезно.
Видавший виды милиционер понимающе присвистнул и велел гражданину убираться подобру-поздорову. А Громов и сам уже шагал к районным властям и который уже раз требовал, чтобы закрыли тюрьму. Он писал в область, в Москву и своего добился: тюремное здание отдали под музей.
Музей стал излюбленным местом себежан, потому что здесь тысячи интереснейших экспонатов — картин, редких находок, фотографий героев войны и труда, их личных вещей и оружие. Здесь читаются лекции и проходят беседы. Здесь на столе Константина Михайловича можно увидеть Писцовую книгу шестнадцатого века и боевой листок передового колхоза, партизанскую мину и каменный наконечник стрелы. В Себеже теперь каждый мальчишка знает, где пушка Петра Первого, какими ее заряжали ядрами, где проходил путь «из Варяг в Греки», кто такой Витгенштейн и что вырабатывается на местной фабрике. И ко всему этому прикоснулись добрые и умные руки Константина Михайловича. Без такого человека, как он, очень скучно было бы, видимо, в Себеже, в этом маленьком старом городке.