— Эй, малец! — окликает он.
Я делаю вид, что не услышал и продолжаю идти, стараясь не прибавить шагу, хотя очень хочется. Мне страшно. Я делаю вид, что не слышал — мало ли что: может быть, я глухой. Глухонемой, да. Один раз мне уже приходилось прикинуться глухонемым, когда со мной заговорил площадной шут. Это было возле магистрата, несколько лун назад, не знаю, сколько. Про шута все знают, что он соглядатай йомуна Килча.
— Эй, малец!
Я слышу топот за спиной. Наверное, он решил догнать меня, чтобы рассмотреть поближе и выпытать, кто я такой. Ничего страшного, говорю я себе. Ничего страшного, ну спросит он что-нибудь. Ну отвечу я. Главное — в глаза ему не смотреть. Иначе поймёт, что я вру. Охотники очень чуткие. А если поймёт, то…
— Ты глухой, что ли? — кричит охотник. — Сейчас я тебе уши прочищу. Стрелой.
И тут я не выдерживаю — бросаюсь бежать.
— Эй! — кричит он. — А ну стой! Стой, а то застрелю!
Конечно я не останавливаюсь. Бегу изо всех сил. Впереди передо мной, за крышами, висит луна. Она ржавого жёлтого цвета — горит в тёмном небе как немигающий глаз кровожадного нимху. Я бегу прямо на неё. Наверное, это глупо, наверное, мне бы лучше свернуть в один из тёмных переулков, но я бегу прямо вперёд, по лунному свету, отражённому в жирной грязи, бегу, оскальзываясь чуть не на каждом шагу и рискуя свалиться или подвернуть ногу. Охотник наверняка бегает быстрей меня и мог бы догнать, если бы постарался, но ему, наверное, не хочется носиться по грязи за каким-то мальчишкой, поэтому он останавливается и пускает стрелу. Я не вижу этого, но чувствую, как болт проносится над самым моим плечом, задев его оперением, и вижу, как он вонзается в ствол вяза, стоящего впереди. Охотник что-то кричит мне вслед, но я уже поворачиваю в улицу Медянщиков и не могу разобрать слов.
Откуда ни возьмись появляется ещё один охотник. Появляется внезапно из проулка и выставляет ногу. Я слишком поздно замечаю подножку, чтобы перепрыгнуть. Лечу вперёд и падаю в грязь, разбрызгивая лужу. Полный рот грязи, полные глаза воды. Вдобавок коленкой ударился о камень так, что кажется, уже никогда не смогу на эту ногу опереться.
Ухмыляясь, охотник подходит ко мне и пинает в бок. Сапоги у него из мягкой оленьей кожи, но носок специально сделан жёстким, так что от удара перехватывает дыхание. Носок входит, вдавливается в бок. Чудится, что рёбра под ним трещат. Я задыхаюсь.
Подходит ещё один. Встаёт рядом и тоже смотрит на меня.
— Это же мальчишка, — говорит он. — Зачем он тебе сдался?
— Эдбер в него стрелял. Видать, зачем-то он ему понадобился.
— Ну и где же Эдбер?
— Да где… Ты же знаешь этого пузатого лентяя.
— Понятно, — произносит первый и разворачивается уходить.
— Сведу его к йомуну, — говорит тот, что сделал мне подножку и берёт меня за шиворот. Рывком поднимает. — А ну, щенок, пойдём.
— Не пойду, — говорю я, нащупывая под рубахой короткий нож «листок», с которым охочусь на собак.
— Ну ты! — злится охотник и дёргает меня так, что зубы клацают и кажется, что я откусил себе половину языка. — Мало я тебе врезал? Ещё хочешь?
— Охота тебе связываться со щенком, — говорит другой, уже отойдя.
— Сведу его к йомуну, — ворчливо повторяет мой пленитель.
Он отвешивает мне затрещину и тащит к костру, что горит на пустыре за проулком. Возле костра сидит человек, протянув к огню руки. Я узнаю его по цепи, что поблёскивает у него на шее. И по профилю с кривым носом и куцей бородой. Да, это сам йомун. Наверное, вышел проверить стражу.
Я выдёргиваю из-под рубахи «листок».
— Не надо было тебе трогать меня, — говорю я и бью охотника ножом в брюхо — туда, где на его толстом пузе разошлась шнуровка кожаной куртки, образовав узкий белый треугольник исподней рубахи.
Охотник охает, отпускает мой воротник, хватается за живот и садится на корточки.
— Проклятье! — орёт он. — Щенок меня зарезал. Ах, бесы, как больно!
Он кричит, а между его пальцев течёт кровь. Я вижу, как второй охотник бросается к нам, на ходу вытаскивая из ножен меч с узким, как лента для волос лезвием. Йомун Килч, заслышав крики раненого, тоже поднимается и смотрит на нас. Отсюда мне не различить его глаз. Но я и так знаю, что в глазах его — железо и смерть.
Я зажат между двух огней. С одной стороны подходит охотник, с другой стоит Килч. Он тоже вынул из ножен меч — клинок поблескивает в лунном свете, по нему бегают блики.