– Она заколочена, – попытался вставить санитар, но Беккет одарил его таким взглядом, что тот сразу заткнулся.
Пожалуй, происходящее даже нравилось Джиму. Он никогда еще не наслаждался вкусом чужого страха и собственной власти. Но сегодня что-то изменилось.
– Сейчас – да, – прозорливо заметил Беккет. – А тогда – вряд ли. Я осмотрел остальные помещения. Что-то мне подсказывает, что в палатах для буйных или в процедурных кабинетах нет второго выхода. А значит, она вышла отсюда.
– Это было много лет назад! – Арлок наконец совладал с собой. – Больше отсюда никто и никогда не сбежит.
– Вы уверены? – вкрадчиво поинтересовался Джим.
– Уверен. – От доктора наконец перестало нести страхом. – Право попасть в эту комнату есть не у каждого.
– Его надо заслужи-и-и-ить, – тоненьким голоском пропел парень на ковре. Он продолжал трясти воображаемые погремушки и смотреть в потолок. – Хершел хоро-о-ший, он не будет никого бить. Он хороший, он не будет никого би-ить… Он хороший, он не…
– Лив, Лив, монас, монас, монас… – Светловолосая женщина заговорила громче, будто пытаясь оборвать товарища по несчастью.
– Он не будет никого би-и-ить…
– Монас…
Джим понял, что в этом месте самому недолго стать душевнобольным. Пристально посмотрев на доктора Арлока, он отчеканил:
– Я хочу видеть записи о той, которую впоследствии назвали Красной Гильотиной. Прямо сейчас.
– …монас, монас, лив, монас! – Голос женщины становился все громче. Она почти кричала.
– Послушайте, это давняя история. С тех пор мы не допускаем даже призрачной возможности повторения подобного. Зачем ворошить прошлое?
– Иногда в прошлом можно найти много ответов, – отрезал Джим.
– Монас! Монс! Монс! Аймонс!
И Беккет не выдержал.
– Я подожду на улице. Будьте добры поторопиться. – С трудом сохраняя бесстрастное выражение лица, он развернулся и покинул комнату, где все громогласнее кричала сумасшедшая.
Выйдя на улицу, он быстро спустился с крыльца и вдохнул полной грудью. Сегодня Оршен снова заволок серый туман. Осенняя морось забиралась под плащ, обнимая его своими ледяными пальцами. Но сейчас Джим был рад этим странным объятиям.
Через несколько минут Арлок вынес ему тонкую папку. Джим сунул ее под плащ, благодарно кивнул и произнес:
– Инспекция закончена. Живите спокойно… если сможете.
Вид пациентов этого страшного места сказал ему намного больше, чем хотел бы показать главенствующий здесь садист.
Раны на руках пациентов были одинаковыми. Если сюда приедет настоящая инспекция, которая будет знать, куда смотреть, она найдет в процедурных не только инструменты для лечения. Мелкие шрамы на пальцах обоих сумасшедших, кривые ногти и швы на запястьях, расположенные совершенно одинаково, говорили о том, что несчастных, которые потеряли разум, используют в качестве образцов для опытов.
Покинув территорию богадельни, Джим проверил, на месте ли пистолет, а потом открыл папку.
Да. Это оно.
Будь он одержимым всеобщей справедливостью болваном, обязательно бы написал куда надо, чтобы в это место приехали настоящие инспектора.
Но ему плевать на Дэйна Арлока и то, чем он занимается в своем скорбном доме.
Потому что сейчас он держит в своих руках компромат на Винсента Стара. То, что уничтожит его. И пусть Ник написал записку, пусть казалось, будто в его смерти никто не виноват, Джим в это не верил.
Надо снять со лживого гада маску и посмотреть на то, что под ней. Пожалуй, Джим легко мог представить, как сын перерезавшей сорок человек женщины убивает маленькую девочку. И не одну. В конце концов, тогда исчезла не только Диана. И отец искал похитителя до самого конца.
Джим тоже пойдет до конца.
Чего бы ему это ни стоило.
Поймать экипаж на самой окраине города было непросто, поэтому Беккету пришлось изрядно пройтись пешком, ощущая всю прелесть промозглой осенней погоды. К сырости примешивался кислый привкус ржавчины, казалось, поселившийся здесь с самого начала времен. Надо обязательно узнать у Норы, что она имела в виду. В Циране тоже пахнет, но не так сильно.
Наконец ему на глаза попался экипаж с подремывающим возницей на козлах. Укутавшись в кожаный плащ и надвинув на лоб шляпу, извозчик сладко похрапывал, не замечая ни гула голосов, ни стука ставен, ни лая вездесущих собак.
Джим даже позавидовал парню: он сам в таких условиях уж точно никогда бы не заснул. Сытая жизнь у Ника давала о себе знать: старая перина кровати в «Старом очаге» первое время казалась жесткой и комковатой. А потом ничего, привык. А если вспомнить о том, что скоро закончатся деньги, а где взять еще, Джим мало представляет, ему еще предстоит привыкнуть к чему-то еще менее удобному.