Ведь он знал, что умирает, как оказалось.
Но все оказалось намного интереснее. Прозаичнее. Честнее.
Первая бумага была официальным письмом нотариуса из Цираны, который вежливо уведомлял, что через два дня прибудет в Оршен, и спрашивал, удобно ли будет господину Беккету его принять. Вторая – запиской от Ника, состоящей из трех слов: «Все будет хорошо». Третья бумага гласила, что Джим Виктор Беккет такого-то числа такого-то месяца становится официальным наследником всего имущества Николаса Питера Элви.
На фоне утренних мучительных подсчетов, сколько еще у него осталось денег, известия действительно выглядели… забавно.
Теперь у него достаточно денег, чтобы купить половину этого города, а уж о том, сколько он может жить в дешевой гостинице на окраине города, и подумать страшно!
Нарисованная улыбка Лили забылась, превратившись в смутное воспоминание. Вместо этого в голове Джима вдруг возник образ учителя. Немного сутулого старика, чья улыбка всегда казалась мудрой и полной смысла. Одинокого старика, как выяснилось. Ибо другого объяснения, почему Ник сделал своим наследником ученика, не приходящегося ему родственником, не было.
Сложив бумаги в саквояж, Джим дождался завтрака и с удовольствием съел ароматные булочки с корицей, хрустящий тост с ветчиной, сыром и оливками и запил все это ароматным кофе со сливками. Хотелось попросить Нелли принести черный кофе с добавлением дольки лимона, но он решил, что сделает это потом. Вечером, когда вернется.
Потребность оберегать Нелли стала очевидной, и первым, что сделал Джим, спустившись на первый этаж, был странный разговор с Ирфом. Он попросил хозяина гостиницы сделать белокурую прелестницу своей личной горничной, взамен пообещав не принуждать девушку ни к чему неприличному. За определенную сумму. Большую сумму, какой у него еще не было.
Пока. До послезавтра, когда в Оршен прибудет нотариус Ника. Он привезет бумаги, после подписания которых у Джима будет столько денег, что он даже не может себе вообразить…
После сытного завтрака и известий о том, что у него теперь нет причин волноваться насчет средств, Джим почувствовал стыд по поводу письма в редакцию. В конце концов, он видел ту богадельню и догадывается, что там происходит. Может, мать Винсента Стара, и так больная душой, вконец обезумела после того, что с ней делали? Конечно, вряд ли тогда работали те же люди, но ведь есть возможность, что Арлок – не первый, кто практикует подобные вещи.
И не последний.
Чтобы окончательно не раскиснуть, Джим решил, что ему необходимо узнать, кто именно стали жертвами Красной Гильотины. Выучить их имена наизусть. И повторять в те моменты, когда он будет сетовать по тому поводу, что все сделал неправильно.
Закутавшись в плащ и нахлобучив шляпу, Джим сообщил Ирфу, что хочет съесть на ужин прожаренный кусок мяса, тушеные овощи и рыбный салат, а потом покинул «Старый очаг».
Сегодня, когда промозглая сырость сменилась теплым светом уставшего осеннего солнца, на улицах Оршена было не протолкнуться. Пытаясь не упустить солнечный день, жители города высыпали на улицу.
Надеясь, что в архиве не будет так же многолюдно, Джим сцепил зубы, опустил шляпу на глаза и направился к старому другу Ника. Интересно, а Жало догадывался, что после смерти Николаса Элви все его состояние перейдет человеку, который не имел к верховному судье никакого отношения?
Хотя с чего бы? Ведь Ник давно покинул эти места и, судя по всему, не поддерживал связь ни с архивариусом, ни с кем-то еще.
Вспомнив о данном самому себе обещании принести старому Норману угощение, по пути Джим заглянул в кондитерскую и купил большую коробку пончиков с разными начинками и пачку недорогого чая.
К сожалению, его надеждам не суждено было оправдаться: то ли некоторые успели нагуляться с утра, то ли солнечный свет побудил у людей тягу к знаниям, но в архиве было достаточно народа, чтобы Беккет почувствовал раздражение. Копаться в газетных вырезках, где смакуются кровавые подробности дела, произошедшего много лет назад, в присутствии целой толпы не хотелось совершенно. Хотя бы потому, что гул, стоявший в помещении, несмотря на огромное объявление «Не шуметь!», висевшее на самом видном месте, не даст сосредоточиться.
Жало обнаружился у себя в закутке – единственном месте, где сегодня было тихо. Поздоровавшись, Джим вручил старику коробку со сладостями и собрался было уходить – надо извиниться перед Норой, пусть даже ему больше и не нужна ее помощь, но Норман его остановил. Заявив, что будет совершеннейшим кощунством не выпить чаю с пончиками, он усадил Джима за стол и, не слушая возражений, отправился за чашками.