На форзаце второй тетрадки было написано: «Вчерашнего дня не существует». И Джим был согласен с этим утверждением. Ведь нельзя вернуться в то, что уже минуло, и все исправить. Как бы ты этого ни хотел… Пожалуй, даже Пустые Зеркала не справятся с подобным желанием, и оно так и останется пузыреголовой фигурой, разгуливающей по миру спигелов. К сожалению, кроме данной мудрости, во второй тетрадке не оказалось ничего интересного. Очевидно, Вилад к этому времени окончательно начал сдавать. Если в первом дневнике сопливые страдания по умершей раньше него жене казались просто страхом одиночества, то здесь воспоминания о молодости перемежались с хвастливым бахвальством о старых успехах. Теперь Джим прекрасно понимал, почему дневники Нордау были в открытом доступе: в них не было ничего по делу. Суть открытий не раскрывалась ни на толику, а вот пространных рассуждений о сути мира и громких фраз хватало.
Берясь за третью тетрадку, Беккет уже ни на что не надеялся. И это стало правильным решением. Единственной интересной вещью, написанной там, оказалась фраза на форзаце: «Ты живешь в одном мгновении».
Интересной, красивой, но также бесполезной. А все остальное… Третий дневник явно писался некогда великим человеком в глубочайшем расстройстве разума, потому что некоторые слова разобрать было совершенно невозможно, а к концу они и вовсе превратились в странные символы. Пораженный наступающим безумием старик не понимал, что пишет на каком-то ином языке, который понятен только ему.
На последней странице третьего дневника не было ничего, кроме нарисованного круга. Нордау обвел этот круг несколько раз, а потом поставил точку-кляксу на окружности и… наверное, умер, раз не нашлось четвертого дневника, в котором уж точно никто ничего и не понял бы.
Впрочем, круг Джима заинтересовал. Или он сошел с ума вслед за давно почившим оракулом? Он проходил глазами по окружности, натыкался на точку-кляксу и начинал сначала. Снова и снова.
Снова.
И снова.
Снова.
И снова…
И снова…
Гул за стенкой стих, и теперь Джим слышал только необычное дребезжание. Знакомый звук, которого не могло здесь быть, потому что крики спигелов, напоминающие скрежет ножа по стеклу, не раздаются в этом мире. Или Джим ошибается?
Он проводил взглядом по окружности, нарисованной в дневнике Нордау, и она напомнила ему желание, живущее в Пустых Зеркалах. Несбыточное, жалкое, бесплодное и не заполненное ничем, кроме самого себя.
Вот она – истина.
Большинство наших желаний не имеет смысла, потому что они – пустотелы. В них нет ничего, кроме инстинкта. Ничего, кроме самого желания. Мы не знаем, как воплотить его, но не можем перестать думать о нем.
Сбывается только то, что заполняется субстанцией, которую в реальном мире, в мире, где живут люди, а не спигелы, называют коротким словом «цель».
А здесь, где вместо Истинного Бога властвует Двуликий, есть только пустота душ, которые не в силах превратить желание в цель.
Они пусты.
Все – пустое.
Потому что завтра наступит не для всех.
Потому что вчерашнего дня не существует.
Потому что мы живем в одном мгновении.
Скрежет ножа по стеклу становился все громче, заполняя пустую оболочку, которой стал Джим, смыслом. Каким? Он не знал. Но знал, что скоро, очень скоро все изменится.
К клокотанию спигела добавились другие звуки. Они были чем-то похожи на голоса, глухие – далекие, возбужденные.
Разобрать, о чем они говорят, было совершенно невозможно, да Джим и не пытался. Он снова и снова смотрел в точку-кляксу на теле окружности, и ему виделся в ней самый великий смысл.
Но понять, в чем он заключается, он не успел. Потому что чьи-то руки резко дернули его, заставляя упасть со стула, а потом куда-то потащили. Мир вокруг завертелся, закружился, превратившись в круговерть огней, ночной прохлады посреди солнечного дня и гомон сотен голосов.
На миг Джиму показалось, что среди них он слышит голос Норы – хрипловатый и обеспокоенный. Даже открыл рот, чтобы попробовать извиниться перед ней. Но не сумел. Сознание покинуло его прежде, чем он смог сказать хоть что-нибудь.
Темнота заполнила его, и не осталось ничего.
Ничего, кроме круга и кляксы, которые сейчас больше всего напоминали змею, кусающую собственный хвост…
Глава 4. Пас
Диана смеялась. Сначала тоненько хихикала, а потом и вовсе захохотала так, что не смеяться вместе с ней было совершенно невозможно.
– Джимми, хватит спать! – Она бесцеремонно забралась на его кровать и начала тормошить за плечи. – Смотри, какая красота! Я нарисовала ей улыбку, и теперь Лили счастлива! Это же правильно, что она счастлива, правда?