— Пустите!
— Да не рвись ты, — мне вполне профессионально, хоть и аккуратно, заламывают руки, — Живой он, иначе бы так над ним не тряслись.
Меня утаскивают прочь. От окровавленного свёртка, от спешащего медика. От него.
…Я вновь осознаю себя в кабинете полковника на продавленном диване и со стаканом воды в руке. Жалюзи безжалостно нарезают на полоски солнечный свет.
— Пистолет сдай.
Сфокусировать взгляд на силуэте человека за письменным столом удаётся не сразу.
— Чего? — не сразу доходит до меня. Загорелое немолодое лицо плывёт перед глазами.
— Пистолет сдай. У меня и так людей мало, если каждый ещё начнёт мозгами по стенам раскидывать…
Для спора не осталось ни желания, ни слов. Одной рукой неловко отстёгиваю кобуру и протягиваю ему. Он встаёт из‑за стола, забирает и прячет в ящик.
Молчим.
— Как… Дэй? — имя даётся нелегко. Честно пытаюсь связать образ любимого человека с тем, что увидела. Перед глазами — мешанина из крови и камуфляжных лохмотьев.
— Тебе ответить как женщине или как подчинённой?
— Как честнее.
— Сама попросила. Шансов у него немного. Кровопотеря. Раны… неприятные. Но умирать ему, думаю, не хочется.
Стакан скользит в ослабевших пальцах, я сжимаю их крепче.
— Это всё потому, что мы разделились. Я была против, почему вы настояли?
В голове в который раз прокручивается что‑то тёмное, полузабытое, как обрывки ниток, скатанные в комок. Две половины одного целого. Струна, натянутая между подставкой и колком гитары — убери что‑то одно, и музыка прервётся.
— Дэй не хотел, чтобы ты шла с ним в этот рейд. Слишком опасно. Старый военный завод. Пришлось бы не только работать, но и прикрывать тебя.
— Вы говорили — обычный рейд. Рутина, — сил злиться уже нет, — Знаете, мы сражаемся лучше, когда сражаемся друг за друга.
— Рин, кто вы?
И что прикажете отвечать тому, кто привык отдавать приказы и получать полную информацию? Тому, кто предпочитает не верить всему, что слышит?
— Странный вопрос. Люди, конечно.
— Не дури. Я вижу, насколько вы отличаетесь от остальных. Когда вы здесь только появились, все думали, что вы брат и сестра.
И сейчас думают. Не на Базе, просто люди из числа случайных знакомых. Иногда даже не верят, когда пытаешься убедить в обратном.
— Форма и оружие всех равняют.
Он щурится.
— Сейчас я бы сказал, что вы принадлежите к одному народу.
— Зачем вам это?
— Вы слишком отличаетесь. Я не могу это игнорировать.
— То есть мы — чужие? — ночь за окном, ненужный разговор, а где‑то на операционном столе борется за жизнь мой Дэй. Абсурд.
— Нет, не чужие. Свои. Но — не такие.
— Тогда какая разница? Главное, мы хорошо стреляем.
Интерлюдия.
Стэн понимал, что лезть к человеку в такой момент — бестактность. Но не полезть было нельзя. Однажды он буквально вытащил из петли молодого солдата. Мальчишка долго отпирался, говорил, что это от несчастной любви, но потом признался: затравили сослуживцы. Четверо. Стэн копнул личные дела. Как оказалось, начинающим уголовникам предложили выбор: получить небольшой срок или отправиться в армию. И те решили, что уличные порядки можно протащить в казарму. Обламывать зарвавшихся парней пришлось долго, и далеко не всегда уставными способами. Тогда он впервые осознал, какая ответственность ему досталась. И какая власть. И тогда же очень хорошо понял, как много можно исправить, всего лишь уделив человеку чуть больше внимания.
Стэн постучал в дверь комнаты, где оставили ночевать Рин, и, не дождавшись ответа, вошёл. Полоса света на полу — от прожектора за окном. Рин сидела у койки, подтянув колени к подбородку.
— Ты не спишь, — дурацкий вопрос удалось превратить в утверждение.
— Не получается, — она не шевельнулась, даже не повернула головы в его сторону. Голос звучал равнодушно, словно ей требовалось слишком много сил, чтобы поддерживать беседу.
— Если хочешь, я принесу тебе снотворное. Не будешь спать, потеряешь слишком много сил.
— Спасибо, Стэн. Не стоит, попробую без допинга.
— Ты не возражаешь, если я свет включу?
— Включай, — такое чувство, будто с каждым словом из её голоса уходит жизнь.
Всё‑таки хорошо, что лампочка здесь тусклая, слишком яркий свет резанул бы глаза.
Теперь девушку можно было нормально разглядеть. Похоже, Рин и правда пыталась уснуть. Куртка и свитер сложены на стуле с пугающей аккуратностью. В минуту отчаяния человек всегда хватается за привычные действия как за соломинку. На тумбочке — несколько заколок и деревянная расчёска. Переплетала косу на ночь, но так и не переплела, распущенные волосы льются на плечи. Всё‑таки до чего длинные — кончики прядей почти касаются вытертого линолеума. Такая хрупкая… Неужели не холодно босым ногам на голом полу? Да и майка слишком тонкая.
Стэн стащил с кровати грубое серое одеяло и накинул его Рин на плечи. Она что‑то перебирала пальцами. Какую‑то цепочку.
— Рин, — он накрыл своей ладонью её руку, — Всё будет хорошо. Мы успели вовремя, его вытащат.
Тишина. Тело — словно окаменевшее. Было бы проще, если бы она кричала, плакала. А что прикажете делать с такой застывшей статуей?
— Я сделаю тебе чай.
В столовой всегда оставляли большие термосы с кипятком — на всякий случай.
Стэн бросил в металлическую кружку горсть засушенных трав. Сама Рин справилась бы с этим намного лучше, и у напитка был бы потрясающий вкус, но нам сейчас нужно совсем не это. Подождал, чтобы «чай» заварился покрепче, стал горьковатым и терпким, и добавил в кружку таблетку из личной аптечки.
«Можешь потом набить мне морду, детка, но сначала выпей».
Рин он застал в той же позе.
— Пей, — он поднёс её губам кружку, — Не заставляй меня приказывать.
Рин сделала глоток, закашлялась, чуть не расплескав напиток. Её пришлось поить, как ребёнка.
Минут через пять, когда таблетка подействовала, Стэн перенёс девушку на кровать.
«Судьба у меня такая — вас на руках таскать. Сначала одного, потом вторую».
Из разжавшихся пальцев на одеяло выпала какая‑то безделушка. Стэн подобрал её. На витой цепочке закачались жетон армейского образца и овальный серебристый медальон. Открываясь, он негромко щёлкнул. Старая фотография. Так вот какими вы были до Ржавчины. Дэй изо всех сил старается показаться взрослым и опасным. Прямо дитя городских окраин. Рин на фоне парня кажется непривычно чистенькой даже в потёртом джинсовом костюме. Пыталась соответствовать уличному стилю? Впрочем, для завершения образа ей явно не хватает нахальства. Оно и к лучшему. Действительно, девочка из хорошей семьи. Книжки, ровные строчки конспектов, разбухшая от размашистых преподавательских «отлично» зачётка — что ещё навскидку представляется? Это если в глаза не смотреть.
И выглядит она так, будто никак не может поверить своему счастью. Поймала чудо за хвост и ощутила, что мир больше не будет прежним. М — да, хвост у «чуда» такой, что грех не ухватить.
Стэн закрыл медальон и оставил его на тумбочке. Выключил свет.
Вот ведь какие кренделя жизнь выписывает. В детстве мечтал о младшем брате, чтоб вместе в войнушку играть, а вот теперь получил сестрёнку. Маленькую, несгибаемую и очень упрямую.
А в войнушку наигрался так, что скоро из ушей полезет.