Тааак.
Да что они все на меня пялятся?!
Что пялятся не с любопытством, а с суеверным ужасом, я понял лишь мгновение спустя.
— Лори, — процедил мужик сквозь стиснутые зубы, — Ты кого на работу взял?
— А что не так, Рейт? — удивился хозяин.
— Глаза у парня поганые.
— Так мне с ним не детей делать, — попробовал неуверенно отшутиться Лори.
Но было поздно.
Все уже услышали и запомнили.
Рейт, как я потом узнал, был местным психом. Этакий дежурный скелет в шкафу каждого уважающего себя городка.
Причём двинулся он на войне, с фронта вернулся с нехорошим блеском в глазах и поселился в доме на окраине. Работал от случая к случаю и много пил, служа пугалом для городских мальчишек.
Но основная гадость была в том, что Рейт, хоть и псих, был всё‑таки своим, а я, с полным набором шариков и роликов — приезжим. И не стоит думать, что это — пустой звук.
Милли повадилась якобы по делу заходить вечерами ко мне в кладовку. Без стука. Я уже подумывал привинтить к двери хоть какой‑нибудь шпингалет.
В тот раз я сидел на раскладушке и перелистывал «Паруса и струны». Одна из немногих книг, когда‑то захваченных мною из дома. Казалось бы, тому, кто вырос у моря, всякие корабельные приключения должны надоесть до зубовного скрежета. Но вот не надоедали.
— Дэй, ты мне не поможешь? — Милли мельком скользнула взглядом по обложке, но не заинтересовалась. Кажется, куда больше её удивило, что я вообще читаю.
— А что нужно сделать? — я отложил книгу.
— Вешалку в коридоре прибить.
— Сейчас, — я потянулся за водолазкой, которую незадолго до того снял и пристроил под тощую слежавшуюся подушку (девчонка и не подумала отвернуться). Хотел собрать распущенные волосы в хвост, но не нашёл резинку, — Идём.
Мы поднялись в квартиру. Задачка оказалась пустяковой: вбить два гвоздя и пристроить на них доску с крючками для одежды. Кстати, что‑то тихо в доме. Вечер уже, семья большая…
— А где все?
— Мама с отцом ушли в гости, брат где‑то гуляет. А Айни в комнате телик смотрит.
Айни звали её младшую сестру.
Я вбивал второй гвоздь, Милли наблюдала, как я работаю.
— Милли, не в службу, а в дружбу. Не найдётся резинки для волос или шнурка? Закончу — отдам.
Она улыбнулась.
— Если хочешь, у нас дома есть хорошие ножницы. И машинка.
— Нет уж, спасибо.
— Думаешь, я не умею? — Милли решила обидеться, — Я брата стригу. И даже отца иногда.
Встретились, называется, две логики.
Ну и как ей объяснять прикажете? Отращивать волосы я начал незадолго до того, как ушёл из дома. За три года скитаний по дорогам моя грива отросла почти до лопаток. Это было… как знак начала новой жизни, что ли. Человеку свойственно отмечать происходящие в жизни события чем‑то вещественным. Обычно покупают памятные безделушки, делают фотографии. У меня нет дома, значит, остаётся творить что‑то с собой.
Вот это я и попытался ей объяснить. Не знаю, поняла ли.
Но с её настойчивостью определённо надо что‑то делать. Пойти, что ли, заявление в полицию написать?
По старой своей привычке я изучал окрестности любого населённого пункта, в который меня заносило. Как только выдалось свободное время — отправился бродить по окраинам. Обнаружил несколько заколоченных домов, нашёл почту и управу. Оказывается, помимо автостанции, в Эйслете была ещё и железнодорожная. Неработающая…
Похоже, ветка утратила своё значение. Может, во время войны. Рельсы ржавели себе, здание вокзальчика пялилось в небо проёмами окон. С одной стороны, мне нравятся такие пейзажи, а с другой… Я не помню войну, не могу её помнить. Я родился в последний её год. Даже не успел застать мальчишеского восторга по отношению ко всему армейскому. Но почему‑то следы послевоенного запустения меня цепляют, уж не знаю чем.
А на обратном пути меня встретили. Следовало ожидать, конечно. Этакое официальное представление, ха. Если ты чужак, то это — привычное дело. Попробуем обойтись без драки, мне тут ещё жить, пусть и недолго.
Было их четверо. Моего возраста или чуть старше. Должны ещё учиться в школе, но наверняка уже помогают отцам на работе. Короткие стрижки, удобные свободные куртки. Интересно, кто лидер?
— Ты тот парень, который работает у Лори?
Какая, однако, вежливая встреча. Без претензий вроде «ты откуда такой?», «ты что тут забыл?» и «кто тебя сюда звал?».
— Ну я.
— Говорят, ты к Милли клинья подбиваешь?
Что меня всегда поражало, так это то, с какой скоростью в таких маленьких городках разносятся сплетни. Причём ухитрившись по дороге измениться до неузнаваемости.
На энергии любителей почесать языки можно было бы сделать вечный двигатель. Странно, что это до сих пор никому не пришло в голову.
— Ну, некоторые говорят, что самолёты из рогатки сбивали, а что?
Тут важно удержаться на грани самоуверенности и пофигизма и ни в коем случае не позволить им перейти черту, за которой начинается унижение.
— А то, что не про тебя наши девчонки.
Мнение самой девчонки традиционно не учитывается…
Кстати, вот и лидер определился. Надо запомнить. Голубые глаза чуть навыкате, каштановые волосы, привычка до хруста разминать пальцы в процессе разговора.
Я пожал плечами.
— Не претендую.
— Ну, смотри, — похоже, в их планы драка тоже пока не входила, — Город у нас тихий, проблемы ни к чему.
Ага, прямо полицейские из вечерних телесериалов! «Мне не нужны неприятности в моём городе». И я в типаж уж больно хорошо вписываюсь. Мрачный, лохматый, в потёртой кожаной куртке. Не суждено мне дожить до конца серии, я просто обязан непонятно зачем взять в заложницы пухлую продавщицу из местного магазинчика, после чего поймать пулю от отважного полицейского и в оставшиеся до рекламы несколько минут по — быстрому сдохнуть.
Вот только жизнь — не сериалы.
— Я учту.
На первый взгляд могло показаться, что он делал всё, чтобы стать незаметным. Тёмная неброская одежда, спокойная вежливость в обращении с горожанами. Большую часть времени приезжий отдавал работе.
Но получалось наоборот. На него невольно обращали внимание, когда он заскакивал к владельцу магазина с каким‑нибудь поручением Лори или просто шёл по улице. Люди удивлялись его привычкам бродить по окраинам и брошенным зданиям. Каждое движение, каждое слово выдавало в нём чужака, и он должен был уйти. Это было ясно всем.
Кроме него самого.
Рейт вошёл в забегаловку. Я опять подменял Лори, до вечера было ещё далеко, народу собралось немного.
Мне следовало насторожиться.
Рейт уселся на стул у стойки.
— Пива.
Ладно, мне его вежливость по большому барабану. Тем более что он, кажется, уже поддал где‑то до этого.
— Пожалуйста, — я постарался изобразить убийственную вежливость. И встретился с ним взглядами.
А потом Рейт вытащил руку из‑за борта потёртого пиджака. В ней была неопознанная склянка с прозрачной жидкостью. И её содержимое он выплеснул мне в лицо…
— Закрой глаза!
Не знаю, что спасло меня в большей степени: собственная реакция или его дрожащие руки. Хотя слепое везение тоже не стоит сбрасывать со счетов.
Примерно половина содержимого склянки пролилась на стойку, остальное выплеснулось мне на куртку.
И всё это под нестерпимый, переходящий в визг крик:
— Закрой глаза!
Стойка дымилась. Моя куртка тоже.
Движение, которым парень увернулся от летящей в лицо кислоты, было почти звериным. Движением того, кто привык к разного рода потасовкам. Таких навыков не приобретёшь, если всегда находился в ладах с законом, это уж точно. Кто знает, кем он был до того, как пришёл в Эйслет и от кого, возможно, здесь прячется…
К исходу второго месяца я понял, что переоценил своё терпение. Косые взгляды становились всё нестерпимее. Всё сложнее было сдерживаться и игнорировать хамство некоторых посетителей.
Рейт после того случая извинился перед Лори. Как я понял — за изгаженную кислотой стойку. И даже вроде как сколько‑то заплатил за ущерб, чтоб не доводить дело до суда. Единственный в городе полицейский выписал ему штраф за нарушение общественного порядка. И отпустил. А что с него взять — псих же!