— Думаю, вам не нужны проблемы с патрулём. Может, разойдёмся тихо и мирно?
Мужик широко улыбается.
— Да не вопрос, ясно, что у нас всё полюбовно будет.
Он идиот?!
— Эй, отвали от моей девушки, — вернувшийся Дэй как раз расслышал последнюю фразу. Мужик повернулся к новому источнику звука в комнате. Недоверчиво уставился Дэю в лицо.
— Твоя… Кто? Девушка? Ты что, трахаешь свою сестру?!
Точно идиот.
Дэя обычно недооценивали как бойца. То ли слишком велик был контраст с профессиональными военными, то ли люди и вправду настолько обманывались первым впечатлением. Вздрогнула и оторвалась от бумаг женщина, удивлённая грубым словом. Неуклюже осел на пол любитель случайных знакомств, получив короткий и жёсткий удар в лицо и недоверчиво разглядывая капающую из разбитого носа кровь. На чисто вымытом зелёном кафельном полу алые капли вдруг показались неестественно — яркими.
Входная дверь распахнулась, глухо стукнула о косяк.
— Что здесь происходит? — парень с сержантскими нашивками обвёл взглядом помещение. За его спиной на крыльце переминались ещё двое бойцов. А вот и патруль. Сменились с дежурства, зашли пообедать, а тут немая сцена. Хаоса в происходящее добавил подавальщик, выскочивший из кухни с обрезом в руках.
— Тьфу ты. Я думал, тут драка намечается, — и виновато попытался пристроить оружие под стойку. Правильно, тут и так концентрация огнестрела на единицу территории зашкаливает. Сержант пригляделся к нарукавным повязкам.
— Что, парень, после неисследованных территорий крышу сорвало?
Его форма ничем, кроме нашивок, не отличается от нашей, разве что гораздо новее. Ну да, ему явно не приходилось отстирывать её после купания в болоте. Боги, какое ребячество, вроде вражды пехоты и флота. У них своя задача, у нас своя.
— Нет, он приставал к моей девушке, — Дэй с видом оскорблённой невинности вскидывает подбородок.
— Это правда, — вдруг вмешивается женщина в деловом костюме, — Он к девочке лез и лез, я уж думала, скоро руки распускать начнёт. Ну а потом такое сказал, что повторить гадко…
Ого. Готова была поклясться: человек с головой ушёл в работу, не замечает ничего вокруг. Интересно, кто она, контрразведчица на пенсии?
— Офицер, мужчина действительно повёл себя… неадекватно, — вклиниваюсь я.
— Документы, — бесстрастным тоном требует сержант. Я вдруг проникаюсь к нему сочувствием: пообедать — и то нормально не дают, — Ты, — кивок в строну избитого, — Тоже.
На белую пластиковую столешницу ложатся наши удостоверения, командировочные листы, накладные на груз и паспорт неудавшегося ухажёра. Сержант переписывает данные в блокнот. Затем просит предъявить документы женщину, она охотно подчиняется, попутно продолжая пересказывать увиденное второй или третий раз. Сержант морщится.
— У вас есть к нему претензии?
— Нет, — отвечаю я, — Мы всё равно сегодня уезжаем.
На лице сержанта явно читается облегчение. Не придётся оформлять протокол, записывать показания внимательной дамы. Раньше за нарушение общественного порядка светил штраф, теперь сообщают на место работы, и начальник накладывает взыскание сам — например, в виде лишних рабочих часов.
— Тогда свободен, любитель острых ощущений.
Кто‑то из бойцов, сжалившись, даёт мужику носовой платок.
— Извините, девушка, — неожиданно оборачивается он, — Дурь нашла.
Конфликт исчерпан, сержант устало плюхается на стул.
— А теперь я, наконец, намерен поесть — и все твари Иного мира меня не остановят.
— Прошу прощения за это шоу, — говорит Дэй подавальщику, принимая у него пластиковый поднос с тарелками. Тот неопределённо пожимает плечами, мол, ничего, бывает, я бы за свою подругу тоже вступился.
В золотистых глазах Дэя медленно тает отражение холодных улиц, теперь уже сгинувших, где оказаться с десятком переломов в канаве было настолько же простым делом, как поймать попутку на трассе.
— Тебя можно оставить одну хоть ненадолго? — вопрос задан без раздражения, больше из любопытства.
— Можно, я бы справилась.
— …Чистильщики, что с них взять? — долетает до нас обрывок разговора, — Они, брат, такое видят, что недолго и с катушек слететь.
Дэй старательно прячет улыбку.
— А вдруг она и вправду его сестра?
— Может, и так. Хотя фамилии в документах разные. Я ж говорю — ненормальные. А, может, мир их так меняет, что на одно лицо становятся.
Теперь уже мне приходится приложить максимум усилий, чтобы не заржать в голос.
…Ящик. Фанерный, хотя раньше медикаменты паковали в картонные. Я знаю, изнутри хрупкие коробочки с ампулами переложили ватой.
Я смотрю на него с жадностью всё время, пока мы заполняем документы и ставим подписи. Это шанс. Шанс для многих детей выжить и вырасти здоровыми.
Переглядываюсь с Дэем. Слова тут не нужны, он и так прекрасно знает, о чём я думаю.
Четырёхлетней давности эпидемия. Трое детей и мужик — работяга, которому не повезло не переболеть этой гадостью в детстве. Да, жертв было больше, но эти — у меня на руках. Единственное, кажется, чего у нас тогда было вдоволь, так это дезинфицирующего раствора. Я почти не появлялась дома, боясь заразить Дэя. Он, правда, уверял, что у него иммунитет к любой болезни, что он большую часть жизни обходился без прививок, но рисковать всё равно не хотелось.
Жертв было намного больше.
Особенно в других регионах.
Дэй.
Погрузив ящик, мы запрыгиваем в кузов, закутываясь в плащ — палатки. Не факт, что удастся поспать, но уж точно не замёрзнем.
— Расскажи мне что‑нибудь, — просит Рин.
— Например? — я запускаю пальцы в её растрепавшиеся волосы. «Дети ночи и тумана, пьющие лунный свет…». Всё‑таки с учёными общаться — себе дороже. Так мозги закрутят, что двойное дно будешь в банке с тушенкой искать.
— Ты же столько историй знаешь. Дорожную легенду какую‑нибудь.
— Да ну их, эти ходячие трупы. Давай я тебе сказку расскажу. Добрую.
Духова Ночь.
Но ждёт дорога и зовёт
Бродяжьим роком меченых…
Дымка
Восемь лет назад.
Картинка, однако. Сижу на подоконнике, обнажённый по пояс, честно пытаюсь сохранить непринуждённую позу. Распущенные волосы щекочут плечи. По мастерской гуляют сквозняки.
— Долго ещё?
— Терпение — это добродетель, — на миг отрывается от альбома Конрад.
Если оно оплачено — тем более. Я посмотрел вниз, на улицу. Целые потоки воды с шумом обрушивались с крыши, у старых водостоков бурлило, как в водоворотах.
Пару дней назад, когда я шатался по здешнему базару, на меня налетела женщина. Рыжеволосая, в чёрном шерстяном платье, бледно — голубые глаза за толстыми стёклами очков кажутся огромными. Из её корзинки посыпались овощи и какие‑то бумажные пакетики. Я наклонился, помогая ей собрать разлетевшиеся покупки.
— Спасибо, мальчик. Я такая неуклюжая.
— Не стоит благодарности.
Вдруг её взгляд задержался на моём лице.
— Мальчик, подожди, — тонкие пальцы с несколькими серебряными кольцами ухватили меня за подбородок.
— Леди, я ничего у вас не крал, — слабо запротестовал я. Но она меня даже не услышала.
— Нет, ну какой типаж. Скулы, разрез глаз… Скажи, ты красишь волосы?
— Нет, — я никак не мог понять, куда она клонит.
— Прекрасно, прекрасно, — пробормотала женщина в очках, — Идём.
— Куда? — но она уже схватила меня за запястье и потащила. Я бы, конечно, мог вырваться, но не устраивать же драку с женщиной.
Мы свернули в сторону от базара, туда, где асфальт сменился старой булыжной мостовой. Это был район старинных особняков, сейчас обветшавших и сдаваемых внаём как многоквартирные дома.