– Стерва по математике хотела оставить после занятий, – отвечаю, рывком стягивая футболку и швыряя ее внутрь металлической ячейки. Но на самом деле причина моего паршивого настроения кроется в одном единственном имени. Два слога, что словно печать на ладони – ни стереть, ни срезать. Анна.
Добрая девочка Анна с огромными, на пол-лица, глазами – ни дать, ни взять, лягушка.
Я помнил ее, как хрупкую девчонку с двумя хвостиками на голове и острыми коленками. Хотя она и такой мне нравилась. Сейчас же, как в той идиотской сказке, она превратилась в настоящую русскую принцессу: ладная фигура, талия, тонкая настолько, что я мог бы обхватить ее двумя ладонями, волосы, такие же длинные, как я и запомнил, но голос…
Твою же мать…
Сначала я пытался убедить себя, что мне плевать. Плевать на эту девчонку и все то, что с ней случилось. Но это было не так. При одном только взгляде все внутри переворачивалось, начинало жалобно скулить и выть, словно внутри поселился жуткий монстр, раздирающий изнутри острыми когтями. Я даже знал его имя. Вина.
Теперь каждый раз, когда я видел её распахнутые навстречу миру глаза и приоткрытые губы, с которых больше не срывались слова, заново переживал весь ужас, что происходил со мной. Она была живым напоминанием обо всем, что мне пришлось перенести. И я ее – себя – за это еще больше ненавидел.
Потому что, кроме вины, не заглушаемой и не убиваемой ничем, она несла с собой кое-что еще. Мой дом. Моё детство. И ту жизнь, где родители были рядом, где Джулс улыбалась, а я был счастлив. Но так же и ту, где был слаб.
Раздается свист.
– В зал, – командует тренер, скрученной в трубку папкой подгоняя в спины будущих игроков команды, – Шевелись, Сантьяго! А ты, как тебя? Особое приглашение надо?
На мои плечи опускается рука Сета.
– Всего год потерпеть, и вот увидишь, мы вырвемся из этого дерьма, – говорит он. – Я выведу эту вшивую команду в финал. А знаешь, кто мне поможет?
Я поднимаю взгляд, криво улыбаясь, на что Сет тянет:
– Ты, амиго.
– Да пошел ты…
Я, смеясь, отталкиваю его, но Сет притягивает меня обратно, крепче обнимая за шею.
– Вдвоем мы их порвем, Рыж. Ты и я. Как и всегда. Вместе.
Я же не могу оторвать взгляд от растяжки, повешенной над шкафчиками. «Чистота. Искренность. Равенство – основные постулаты школы «Вудсайд Хай». Как же лицемерно.
– Вот увидишь, скоро нас заметят. Вот увидишь, Рыж. Вот увидишь!
Многие из нас рвутся в команду, чтобы поступить в колледж. И я, наверное, тоже. Джулс уверяет, что если у нее не вышло, хотя бы я должен попытаться, а уж они как-нибудь справятся. Но нашей семье нужны деньги.
Деньги. Деньги. Деньги.
Как я их ненавижу.
Ты никогда не думаешь о них ровно до того момента, пока их не станет. И вот тогда начинается гонка. И твоя жизнь зависит от того, как быстро ты бегаешь.
Мы с Сетом выходим в зал. Нынешний состав команды смотрит на нас с отвращением. Пока мы шагаем вдоль линии поля, в спину сыплются насмешки и уколы. Они не знают, что нас, жителей Ржавого города, подобной мелочью не задеть. Место, где мы выросли,– и так сплошной диагноз и пожизненное клеймо. Огромная махина, перемалывающая людские судьбы. А мы – ее преданные слуги. И каждый вдох в этом полыхающем невидимыми кострами месте для нас – война. С такими, как они. Смотрящими свысока.
А потом кто-то плюет в мою сторону. Покачав головой, я растираю харчок кроссовком и оборачиваюсь. Честная игра? В задницу. Уважение к противнику? Оно не помешает мне впечатать локоть в морду любого, кто косо на меня посмотрит.
Есть агрессия, которую не укротить ни одному психотерапевту. Ее имя – отверженность. Она полностью срывает крышу. И я не завидую тем, кто в этот момент окажется у нас на пути. Может, и правда странно, что пятеро парней готовы душу порвать и жилы вывернуть ради победы. Победы в какой-то там игре. Ведь это даже не университетская лига – всего лишь школьное первенство штата. Оно и растянутого запястья не стоит. Но не для нас. Нет, мы тоже делаем вид, что нам плевать, – но это ложь. В глубине души мы мечтаем оказаться лучшими хоть в чем-то. И не им нас судить.
После небольшой разминки раздается сигнал – и игра начинается. Уже через пять минут всем ясно, что нас стоит как минимум опасаться. Страх, словно запах гари, расползается по залу. Его не скрыть, не утаить, не удержать в узде, как ни старайся, – хотя некоторые еще рыпаются и даже сыплют угрозами, при этом кидая испуганные взгляды на тренера. Рассчитывают на нашу совесть? Зря. Они не знают, что совесть наша слепа и глуха. А у большинства вообще похоронена. Мы лично закидали гроб землей, еще и плюнули сверху.