Пока мы стоим ни живы ни мертвы, спрятанные от всего мира завесой из листьев, он наклоняется и случайно проводит кончиком носа по моей щеке. А я… я могла бы ущипнуть его за бок, как раз удобно обнимаю его талию под расстегнутой толстовкой, но не делаю этого. Закрываю глаза, сосредотачиваясь на ритме наших сердец, которые, как два метронома, вдруг начинают ловить один темп. Стараюсь определить все оттенки чувств, что вызывает это случайное – а может, все-таки не случайное? – прикосновение. И уже без всяких сомнений понимаю, что, кажется, это лучшее из всего, что случалось со мной за последние полгода.
Мальчишки уходят. В тишине до нас доносятся обрывки их голосов. А мы с Августом так и стоим, не шевелясь.
Игра закончена. Принцесса не найдена и не взята в плен. Правда, сама я в этом уже совсем не уверена.
***
Все рушится осенью. За два года до того момента, когда я потеряю голос. К нам приезжает полиция. Следом приходит Август – просто предупредить, чтобы я не волновалась, их тоже проверяют. Он утверждает, что все будет хорошо, но меня не оставляет предчувствие надвигающейся катастрофы.
Еще через неделю фирме отчима выдвигают обвинения. Дружба между нашими семьями трещит, как ткань, которую усердно тянут в разные стороны. О’Доннелы считают виноватыми нас, мы – их. Майкл запрещает нам с Тобиасом встречаться с Августом и Джей-Джей, потому что каким бы ни оказался финал, как раньше уже точно не будет. Он оказывается прав. В следующие несколько недель все становится только хуже.
Я сижу на кровати в комнате Августа, потому что мои родители запретили ему приходить в наш дом. Внизу раздается шум и смех, и эти звуки настолько непривычны в нынешнем положении, что мы оба вылезаем из комнаты, посмотреть, что случилось. И тогда я вижу, Джули привела другого парня.
Несмотря на то, что мы с Тобиасом совсем не близки, в эту секунду мне кажется, будто это меня предали.
– Джей-Джей? – испуганно шепчу я.
Наши взгляды пересекаются, но Джули не отводит свой. Тот парень не ошибка. И не случайность. Он – принятое решение.
– Ты никогда не поймешь, – сурово произносит она, впуская «другого» в свою комнату. Говорит ему подождать и закрывает дверь.
– Чего не пойму? – Я дышу так, словно из легких выпустили весь воздух. Мир пошатнулся, выбил землю из-под ног, уронив и с треском разбив мои розовые очки. – Ты же говорила, что любишь его?
– Пойдем, пусть сами разбираются. – Август тянет меня обратно в комнату, но я не двигаюсь с места.
– Нет, постой, – вырываю я свой локоть из его ладони. – Разве она не говорила, что любит его, Август? Разве нет?
– Говорила, – спокойно признает Джулс, подходя ближе. – А теперь ты скажи мне, как я могу встречаться с человеком, чья семья разрушила мою? – отвечает она, делая вид, что ей не больно, но актрисой она всегда была отвратительной. Ее голос срывается, губы дрожат, а глаза блестят от слез и сдерживаемого гнева. – Мой отец должен будет до конца жизни гнить в тюрьме, пока вы забрали все, что эти годы они строили вместе, Анна.
– Но не Тобиас ведь забрал…
Джули прикрывает глаза, и я надеюсь, что сейчас она снова превратится в ту, которой была раньше, прищурится, рассмеется, скажет, что ее слова шутка, глупый розыгрыш, но нет.
– Идите к себе, – командует она брату. – Если ее увидят, у нас всех будут проблемы. – И исчезает в комнате, хлопнув дверью.
Когда Тобиас обо всем узнаёт, то не скандалит, не устраивает показательных сцен – просто молча уходит из дома, а на следующий день начинается ад.
Она изменяет ему с парнем из его музыкальной группы. Он склеивает одну из ее подруг. Она приводит нового бойфренда на школьный матч. Он каждый вечер демонстративно целуется на пороге дома со своей новой девушкой. Да так, что аж смотреть противно. С каждым днем их отношения все больше превращаются в соревнование, кто сможет сделать другому больней. Но хуже всего то, что и наши родители включаются в эту жестокую игру.
Я же веду себя так, словно мне все равно. Отчаянно ищу способы помирить нас и все исправить, но напрасно. Лишь Август – единственный, кто меня понимает. По ночам мы сбегаем из дома, чтобы спокойно поговорить. Залезаем на крышу и ложимся на нагретый за день металл, соприкасаясь плечами.
– Вон созвездие, которое ты показывала.
Август поднимает руку, указывая на мерцающие в небе точки. Дельтотон. На самом деле я не уверена, что это именно оно. Просто в ту минуту показалось похожим, но сейчас это и не важно. Сейчас я смотрю наверх и не верю, что через пару часов уже не увижу Августа снова. Эта ночь – все, что у нас осталось, и мне так хочется превратить время в бесконечность.