- Ты знал, да? – злится Рейн, надавливая сильнее. Чёртов предатель. Он использовал её точно так же, как и остальные. – Отвечай! Знал?!
Полукровка разжимает пальцы, и немец падает, откашливаясь; вампиры хотят вмешаться, но слышат чужой голос в голове: Хедрокс предупреждает: не стоит. И они остаются свидетелями разборок двух молодых людей, сливаясь в тени; ариец и дампир слишком сильно сосредоточены друг на друге.
Зигмунд, отдышавшись, медленно поднимается на ноги; скрывать больше нет смысла. Он выпрямляется, смотрит в её перекошенное злобой лицо и отвечает:
- Да.
Рейн пятится назад, как от удара.
Зигмунд продолжает:
- Всегда знал.
Дампир кусает губу; её сердце разбивается множествами осколков. Она замахивается рукой, хочет ударить, но останавливается; она готова его убить, растоптать, уничтожить, но просто отступает; и, стараясь держать себя, идёт прочь, специально задевая его плечом.
Его удар оказывается тяжелее всех.
Ей нужно во многом разобраться.
Особенно в себе.
Зигмунд смотрит ей в след; его сердце разбито не меньше. Но он отпускает её, потому что знает, что она права.
Потому что ему нужно обдумать всё дальше и принять, наконец, настоящее.
========== Будущее. ==========
Зигмунд наблюдает за готической архитектурой; в окнах сверкают разноцветными каплями витражи с изображением ныне почившего хозяина замка, а стены украшает барельеф: мужчина и женщина держат друг друга за руки. Немец вздыхает; хочет вернуться, поговорить с ней, объясниться, но не может пересилить себя – слишком слаб, слишком больно он сделал ей – той, которая заставляет его сердце чаще биться; она не заслужила к себе всего этого дерьма. Он смотрит на скульптуру несколько долгих минут подряд и не замечает никого вокруг: ни вампиров, слонявшихся без дела, ни их вождя, что подошёл слишком близко. Хедрокс опирается на посох, равняется с Кригером и смотрит на изваяние обнажённых фигур. Вампир улыбается; немец поворачивает голову в его сторону.
Вампир видит в барельефе лица тех, кто сыграет в будущем свою определённую роль.
- Граф Войку всегда искал себе ту самую невесту, желая прожить с ней всю оставшуюся жизнь, - внемлет Бесконечный. – Это было его самым большим желанием. А твоё?
- Сдохнуть, наверно, - на выдохе произносит Зигмунд, - я натворил слишком много ужасного.
- Никогда не поздно всё исправить, - говорит Хедрокс, и Кригеру кажется, что он своеобразно мурлычет, - прошлое, настоящее… оно совершенно неважно. Главное – то, что будет впереди.
Зигмунд опускает голову; древний вампир прав, но… станет ли Рейн его слушать? Что будет дальше, знай она всю его историю до самого конца? Как станет говорить, рассказав он ей о том, что всё, что было раньше – ложь? Ему хочется стереть все эти грани, разрушить клетку непонимания, выросшей между ними толстенными прутьями; хочется, чтобы всё было как раньше: Кригер смотрит на барельеф – чтобы вот так идти с ней, рука об руку.
И забыть всё это как чёртов страшный сон.
Хедрокс стучит посохом о каменный пол, привлекая внимание.
- Не упускай шанс всё исправить.
- Разве она простит меня?
- Пока попробуешь – не узнаешь.
Зигмунд кивает; он хотя бы должен попытаться. Пусть даже после этой миссии их пути навсегда разойдутся, но она обязана знать правду. Даже если это навсегда поставит крест на их отношениях. Кригер сжимает кулак и, разворачиваясь, уходит прочь под взглядом янтарных глаз вождя древних вампиров.
Хедрокс Бесконечный хмурится.
Он – бесконечен; он видит будущее и знает все события наперёд. В их судьбах большую роль играют прибывшие: камень Ятги давно нашептал вампиру своего носителя.
И это не она.
========== Квиты. ==========
Сидит на ступеньках, поджав ноги к груди, головой прислонившись о холодную стену; наблюдает, как за окном метеоритным дождём проносятся снежные комья – буран продолжает творить непогоду. Дампир устала, желает поскорее вернуться домой и сбежать отсюда и забыть: это место, вампиров и… особенно людей. Всё это стереть из памяти, оставить позади. Уйти и никогда не возвращаться, жить самой по себе; полукровка губы кусает, вспоминая отрывки из прошлого, вызванные чёрной кровью демона. Было больно – теперь уже всё равно.
Она слышит шаги; знает, кто это, от того голову не поворачивает, не улыбается привычно тепло, а просто сидит, наблюдая, как мороз рисует на стекле причудливые узоры. Немец мостится рядом; дампир чувствует на себе его взгляд и даже не отворачивается; ощущает себя не сильным чем человек, а просто безвольной куклой, у которой всю душу выпили, всю жизнь вытащили.
- Я хочу поговорить, - молвит шёпотом, но Рейн не реагирует; она смотрит на буран, что царствует вне замка, что царствует у неё внутри. – Ты должна знать. Я… Fräulein, я совершил слишком много ошибок. Я хочу быть откровенен только с тобой.
Дампир слушает, а он рассказывает: о том, что всё изначально было постановкой, что он знал, что её рано или поздно убьют, и он сам станет её палачом; как договорился с братом о том, что будет играть с ней на публику галантным кавалером, а за спиной думать, как втиснуться в доверие. Зигмунд говорит, что знает, что он никогда не был ничьим сиамским близнецом – он и Симон родились нормальными, но ради науки они пожертвовали своими руками; за глаз же ему ответила доктор Менгеле. Он делится, что он знал о покушении на Спокхаус, что Бримстоун никогда не существовал, и что после получения сердца Белиара должен был уничтожить полукровку и доставить артефакт Симону, чтобы тот дал ему возможность уйти – Кригер никогда не хотел участвовать в политической войне.
Но всё изменилось тогда, когда она ушла в лабиринт под Аргентинской базой.
Зигмунд признаётся ей, что он нашёл документы на всех членов Спокхаус и теперь с ужасом вспоминает те изувеченные лица, запечатлённые в архивных фотографиях. Он не думал, что всё зайдёт настолько далеко; ему, как и ей, всё это время врали. А потом немец узнал об истинных мотивах брата… Кригер перешёл на сторону врага, сливал информацию о работе G.G.G., чтобы в один день ударить исподтишка.
Он такая же жертва, как и она.
Кригер вздыхает: Рейн - единственная, кого он мог назвать бы своим другом.
Единственная, кто знает его настоящую историю.
Когда рассказ заканчивается, он отсаживается чуть дальше, чувствуя, как напряжение между ними нарастает. Она не реагирует на его слова; Зигмунд понимает: не приняла, не простила. Что же, он пытался. Немец порывается встать, но дампир внезапно тянется рукой во внутренний карман своего пальто и, сжав кулак, вытаскивает что-то, показывая ему: ладонь раскрывается, и в ней лежит маленькая медная лошадка.
Зигмунд пятится: она сохранила его подарок.
- Помнишь, когда мы впервые встретились, - говорит дампир, но не смотрит на него, - ты спросил: как моё имя?
Немец подвигается чуть ближе.
- Я тогда солгала. Моё настоящее имя – Мэри. Это имя дала мне моя мать.
Полукровка сжимает кулак.
- Я его ненавижу.
Зигмунд аккуратно накрывает ладонью её руку; она не отталкивает, но смотрит на него так, что его пронизывает до самого позвоночника. Немец шепчет:
- Спасибо, Рейн.
- Теперь мы квиты.
Зигмунд осторожно обнимает дампира, утыкаясь носом в её волосы; её слова приносят облегчение.
Наконец, они честны друг перед другом.
========== Желанные гости. ==========
- Ну и погодка, - жалуется Светлана, поднимаясь выше по горному склону; Стренджер следует позади. – Интересно, чем вызвана такая буря?
- Ятги, - отвечает Джошуа, равняясь с ней. – Ты же знаешь, как только вампиры заполучили его, то тут же пытались скрыться от чужих глаз. Видимо, не вышло.
- Всё равно приятно вернуться в Фалькенбург и придаться воспоминаниям, - пытается перекричать ветер Люпеску, и Стренджер, обняв её за талию, подталкивает вперёд.
Они прошли слишком много, и не намерены сдаваться; непогода пытается затормозить их, но бывшие оперативники Спокхаус давно привыкли к таким казусам. Бредут по снегу, закрывает лица рукой от бушующей метели, ищут скрытый в этих горах старый вампирский замок. Продолжают шагать по хрустящему белоснежному покрывалу, но неожиданно для Люпеску Стренджер резко останавливается и, достав парные пистолеты, прицеливается в темноту; Светлана следует его совету и хватается за рукояти клинков.