— Так ты их ещё и не знаешь? — изумился хозяин.
— Шелеха знаю, а тех двоих… — я пожал плечами, откусывая большой кусок хлеба и обмакивая колбаску в тёртый хрен.
— Киянин — голова наместничьей дружины, — пояснил корчмарь, подставляя мне под руку тарель с калёными орехами и наливая в чаши тёмный квас. — Зовут — Огнен…
— Похож, — бросил я насмешливо, и корчмарь затосковал:
— Слушай, съезжай от меня, а?
— Ещё чего, — невнятно сказал я, прожёвывая вторую колбаску и протягивая руку за третьей. Мне здесь нравится. Кормят вкусно и песни красивые поют. Я всем своим друзьям про твою корчму расскажу. Да ты и сам не захочешь барыша лишаться.
— О-о-о, — простонал корчмарь, возводя глаза вверх, и что-то беззвучно зашептал — то ли молился Змею-Волосу, то ли материл всех моих родичей до седьмого колена.
— Мы не договорили, — заметил я. — Урманин. Он кто?
— Херсир Авайр, — задумчиво сказал корчмарь, глядя как я откусываю от четвёртой колбаски. — Хрен его знает, кто он таков. Живёт у наместника на дворе с тремя друзьями, урманами тож. Огненов сокувшинник.
— Та-а-ак, — протянул я и отхлебнул из чаши квас. В нос ударило вкусом орехов и тёртого хрена. — А я-то думал, они все трое из варты.
Высокие посты всех троих меня ничуть не удивили. Колюта был кметьем, да и в варте наверняка не на последнем месте. Кому и ловить его убийцу?
Я бесцельно бродил по городу уже полдня в надежде хоть на какую-то встречу с Шелехом или уж хоть на то, что кого из людей своих к нему пришлёт. Прикидываясь зевакой и бездельником, прошёл и мимо дома Колюты, где уже собралась изрядная толпа досужих горожан — привольно почесать языки. Послушал сплетни, поглазел на дом. Мелькнула мысль, что теперь пожалуй, и встречников дождёшься на третьи сутки. Хотя… я ведь и Колюту, и Радко и слугу их убил честно, лицом к лицу и с оружием в руках. Ладно… встречники приходят на третью ночь, а до третьей ночи всяко надо убираться из Полоцка.
Поглазев на дом и покрутясь у заплота, я выбрался из толпы и побрёл прочь. На душе кошки скребли.
На соседней улице тоже толпился народ. Я подошёл ближе и увидел шатёр с небольшой деревянной степенью. Над толпой на верёвке плясал человек.
Скоморохи!
Я остоялся у скоморошьего шатра. Над пёстрыми матерчатыми стенками райка метались куклы, разговаривая разными голосами. Бедняк лупил толстой палкой тиуна, купца и боярина, оставалось и князю. Чернь, столпясь у райка, хохотала, отпуская солёные шуточки, толкала друг друга локтями, грызла орехи.
Я несколько мгновений подумал — не впутаться ли. Негоже так про князя… И тут ощутил, как кто-то стал за спиной, а голос у самого уха негромко шепнул:
— Тихо. Не оборачивайся…
— Что? — спросил я, узнав по голосу Шелеха. — За мной что, следят?
— Вроде бы нет, но осторожность не помешает, — возразил вартовой голова. — Ты давно из Киева?
— С семидицу.
— Это правда? Великая княгиня Рогнеда едет сюда?
— Нет, вестимо, — хмыкнул я. — Придумал, чтобы отвязаться. Мне надо выбраться из города как можно скорее.
— Я тож так думаю, — задумчиво сказал Шелех. — Огнен послал в Киев голубя с берестой…
— Голубя? — придушённо переспросил я.
Голубь не вестоноша, он будет в Киеве уже к вечеру. А послезавтра утром другой голубь принесёт в Полоцк ответ. Уходить надо сегодня же.
— Уходить тебе надо ночью, — бросил Шелех. — Сегодня же.
Чужая рука впихнула мне за пояс что-то твёрдое.
— Покажешь это варте у ворот, они тебя пропустят.
— Всё? — благодарно спросил я.
— Только одно, — Шелех несколько мгновений помолчал, но всё же решился. — Долго… ждать?
— Теперь уже нет.
Ночь свалилась на Полоцк чёрно-золотым звёздным покрывалом, и редкие облака медленно ползли по небу, изредка загораживая остророгий изогнутый месяц, светящийся бледно-зеленоватым серебром.
Осторожно, чтобы не звякнуть, Стемид приподнял оконницу, выбрался на гульбище. Во дворе корчмы тоже было тихо, только в углу ворчал во сне здоровенный пёс чудинской породы. Варяг бесшумно перемахнул перила, мягко упал на полусогнутые ноги. Пёс даже не проснулся — видно, ночные отлучки постояльцев были в порядке вещей. Стемид забрался в конюшню, разворошил сено и вытащил короб с мечом. Приторочил короб за спину и выбрался со двора.
Варяг молча и почти бесшумно крался по ночным улицам Полоцка. Уходить следовало рекой — самый быстрый и лёгкий путь. На Дисну, волоком в Березину, а оттоль — в Днепр.
На всём пути до вымолов ему встретилось всего два дозора — по двое вартовых. Но они его пропустили — днём Шелех сунул ему на пояс бересто со знаменом города Полоцка. Теперь, завидя выжженного на бересте сокола с молниями, вартовые молча расступались, пропуская варяга.
В воротах у главного вымола стояли четверо. И пёс, такой же, как у хозяина корчмы. Завидя знамено Шелеха, старшой притронулся рукой к низкому железному козырю кожаного шелома и протянул руку. Знамено следовало отдать — старшой вернёт его вартовому голове. Бересто перешло к старшому, вартовой отворили калитку, и варяг ступил на бревенчатый настил вымола.
Над Двиной было тихо, только тихо плескались речные волны. От воды тянуло холодом и сыростью, низко над волнами висела густая полоса тумана. Стемид невольно передёрнулся — речная сырость проникла под кояр. Варяг шагнул в берестяной челнок, обернулся и пожал руку старшому варты.
— Прощай.
— Прощай, друг.
Варяг оттолкнулся от вымола веслом, и челнок выкатился на стремнину.
На вымоле старшой бросил своим воям:
— Побудьте здесь одни. Я отлучусь на малый час. Голова велел.
Дверь распахнулась, и Авайр вскинул глаза на вошедшего хирдмана.
— Он…
— Что?! — Авайр вскочил.
— Он ушел из корчмы.
— Сей час? Ночью?!
— Ночью. А за спиной — какой-то ящик деревянный.
— А — варта?
— Они его пропустили. Он им что-то показал… белое что-то.
— Куда он пошёл?
— Упырь его знает… меня-то они следом не пропустили.
Знамено?! Отколь у варяга из Киева вартовое полоцкое знамено? — лихорадочно думал Авайр, натягивая сапоги, опоясываясь мечом и выскакивая на двор. За ним горохом высыпались его хирдманы — все трое, с коими он осел год тому в Полоцке.
Огнена подымать времени не было тоже, а без него люди наместника Авайра слушать не станут. Приходилось полагаться только на свои силы.
Отколь у варяга вартовое знамено? И тут у Авайра внезапно возник ясный и пугающий ответ. Шелех! Только Шелех мог дать новому человеку вартовое знамено. Больше никто!
А может, и не знамено у него вовсе? Вот сей час у вартового головы и узнаем, — молча сказал себе херсир.
Старшой дозора стукнул в дверь Шелехова дома. Никто не отозвался, а дверь вдруг отворилась. Странно это было — дверь на ночь в доме не закрыть. Старшого вдруг охватил какой-то беспричинный и необъяснимый страх. Он с трудом заставил себя переступить порог, ощупью прошёл в тёмных сенях до новой двери, отворил её и вошёл в горницу. Высек огонь, и страх вмиг перестал быть беспричинным и необъяснимым — старшой увидел вартового голову.
Шелех был мёртв. Он сидел в высоком деревянном кресле, руки были плотно притянуты ремнями к подлокотникам, ноги — к ножкам, голова — к резной узорчатой спинке. Зубы Шелеха были жутко оскалены, глаза медленно стекленели — убили вартового голову совсем недавно, буквально только что. На груди Шелеха ярко алел на белой рубахе длинный кровавый потёк — нож видно всадили по самую рукоять.
Старшой заворожено шагнул к голове и споткнулся. Глянул под ноги — слуга Шелеха лежал навзничь у самого порога. Больше в доме никого не было — Шелех был вдовцом, а оба его сына уже были женаты и жили отдельно. Слуга у него тож был всего один.
За спиной раздался едва слышный шорох.
— Кто здесь?! — старшой стремительно развернулся, вскидывая руку к поясу. Метнулась невнятная тень, сверкнуло железо, лёзо урманского меча разорвало кояр, вмиг досягнув до сердца.