И когда в Управлении полетели головы, выяснилось, что тихий и плохо говорящий по-русски майор Оганесян который год сбывает липовые паспорта. Его стараниями по Союзу разбрелось почти два десятка таких «граждан Подзаборных». Где, спрашивается, теперь их искать?.. К счастью, один из них далеко не уехал. Или дело у него какое-то было под Смоленском, или попросту уверился в безнаказанности и начхал на компетентные органы. А тут еще по городам и весям прополз слушок, что кому-то встретился «молодой» помещик, чье имение в Рудинке сначала сожгли, а потом отремонтировали и передали колхозу под овощной склад.
Подзаборный опустился на скамью.
– А можно папироску? – попросил он следователя.
Краснов поджал губы и нехотя протянул ему почти пустую пачку.
– Веришь, тридцать лет не курил, – Подзаборный сжал «беломорину» морщинистыми губами, вытянул голову к Краснову, ожидая, что тот даст огоньку. Краснов про себя выругался, чиркнул спичкой. Другому бы въехал кулаком в ухо за гонор. А этот – шпиён как-никак. Такого даже бить сразу неохота.
– Волнительно тебе? – спросил он, заметив, что на лысине старика выступили крупные капли пота.
– Да как тебе сказать… есть немного.
– Это хорошо, что немного. Тошно становится, когда мужики сиропятся. Ты ведь не станешь сиропиться?
Хозяин улыбнулся, показав дрянные зубы, и ничего не ответил.
– Ишь ты! – Краснов сплюнул на пол. – А с пальцами чего приключилось? Саблей, ага?
– Саблей? – Старик посмотрел на свою левую руку, прищурившись. Будто только сейчас заметил недостачу фаланг. – А может, и саблей…
– И на чьей же ты стороне воевал, Пал Палыч?
– На стороне людей. Давно это было.
А Джавад-заде тем временем упорно переворачивал дом вверх дном. Весь дом – вверх дном. Он даже влез в печь и вынул на стол горячий горшок. В горшке оказалась пшеничная каша, заправленная свиным салом. Краснов повел носом: в свое время жизнь вдоволь попотчевала его солдатской снедью. В степях Тавриды, пропахших пылью и кровью, он бил поганых «беляков», братья били, соседи били, все били проклятых белоручек, снобов и гордецов. Он-то точно сражался на стороне людей. На стороне трудового народа.
А за кого воевал этот притворяющийся мужиком дед? Воевал ли вообще? В каких парижах и лондонах он переждал удалое время революции и гражданской войны? С какой целью проник в глубинку и затаился?
Во дворе зазвучали голоса: Середа вел соседей. Краснов прогнал лишние мысли прочь. Предстояло закончить с формальностями, а дедукция… Дедукция не наш метод.
Двое нехотя переступили порог. Мужчина – ровесник Подзаборного, неопрятный бородач; женщина – лет пятидесяти, одетая в бесформенное платье и с проеденным молью платком на полных плечах.
– Здра… Здравия… желаем! – кое-как выговорил бородач.
Краснов приветствие проигнорировал. Окинул ледяным взором трясущуюся парочку. Соседи были хороши. Успел он налюбоваться подобными персонами: с перепуга подпишут всё, что им не подсунешь. Расскажут о том, чего никогда не видели. Красавцы!
Середа отодвинул горшок с кашей на край стола, достал бумагу и письменные принадлежности. Заскрипел пером.
– Фамилии-имена-отчества?..
Ровненькие буквы медленно ложились на бумагу. Он тоже знал свое дело – бывший пулеметчик Славка Середа – и старательно заполнял бумаги, которым предстояло лечь на стол товарища Блада. А может, и самому… самому!
Подзаборный курил, чуть подкашливая на затяжках. На соседей глаза не поднимал, шевелил пальцами босых ног. А ногти на ногах были у него ровненькие и розовые – как у отрока. Краснов почувствовал прилив сиюминутной неприязни к старику: у него-то за первый год окопной жизни ногти подчистую обожрал грибок.
Со стороны могло показаться, будто старику совестно. Хотя, если задуматься, откуда у шпиона возьмется совесть? Замышлял что-то Подзаборный, – Краснов прищурился, – что-то крутил-вертел в уме. Никак мечтал сухим из воды выйти.
Нет, контра, не надейся!
На самом деле хозяин знал, что у соседа, бородатого деда Гриши, сердце ни к черту. Поэтому сидел тихо, как мышь, и ломал голову, гадая, чем бы укрепить дух незадачливому соседу. А тот вот-вот на пол брякнется! Его во второй раз спрашивают: чем, мол, занимаешься в деревне? Он же отвечает невпопад. И адрес свой, раззява, назвал неправильно. Придерутся еще, с этих станется!..
– Подзаборный П. П. жил по поддельному паспорту с 1923 года! – зазвучал в избе голос старшего следователя. – Бок о бок с вами! Куда вы смотрели, граждане?! Где ваша бдительность?