— Обещайте, что эту битву я переживу, — хрипло шепчет он, эгоистично до одури, но так отчаянно желая услышать ответ.
— Я клянусь, — ни на миг не задумываясь отвечает король. Но Трандуилу отчего-то хочется кричать. Все словно стало еще хуже.
***
Войско из Эрин Гален выезжает через каких-то неполных три недели, чтобы спустя еще два дня встретиться с армией Амдира и Амрота из Дориата. Спустя неделю пути, на востоке, они сходятся с войсками Гил-Галада и это день для Трандуила служит началом череды бед.
Отец с этим сыном Фингона оказываются схожи излишне сильно, чтобы один смог подчиниться другому. Оба чересчур горды, упрямы и властны, и не желающий подчиниться внуку Финголфина Амдир, давний знакомец Орофера со времен Дориата, положения не улучшает.
Пытаясь не дать ситуации накалиться до предела, выливаясь в нечто в высшей степени непредсказуемое и никому сейчас ненужное, Трандуил из последних сил старается как можно больше сократить время встреч этих троих один на один, молчаливой тенью всюду следуя за отцом.
Едва ли то помогает избежать конфликта, ссоры, не на повышенных тонах, но с извечным ядом, шипением и океанами взаимного презрения, неизменно случаются почти весь их путь. В определенный момент он находит себе помощника и единомышленника в сыне Эарендиля, уже напрочь забыв о всяких предрассудках, традиционной «фамильной» неприязни и прочем, лишь ради успокоения и примирения, пусть даже и лишь временного, их полководцев.
Трандуил раздраженно закатывает глаза и, поежившись, подкладывает веток в костер. Элронд сидит неподалеку, обратив все свое внимание на засыпанный звездами небосвод, и, заметив, как чуть шевелятся его губы, зеленолесец понимает — молится. Что ж, отчего нет? Совсем скоро случится война, что разделит судьбу всей Арды на «до» и «после»,, а они столь самонадеянно решились принять в ней участие.
Но едва ли есть смысл или уж, тем более, спасение в молитвах тем, кто навсегда останется к ним равнодушен, лишь со скучающим интересом глядя, как уйдет очередное поколение, да сгинет новый народ. Они не помогут, больше никогда. И уж, тем более, не отзовется и Он. Все это знают, и глашатай Гил-Галада в том числе.
Но Трандуил понимает причины этого сбивчивого шепота и глаз, хрупкой надеждой сверкающих в ночной тьме. Умирать не хочет никто. Но лишь немногие имеют глупость тешить себя наивными надеждами в попытке уцепиться за жизнь пусть даже и так.
Эарендилион, похоже, наслушался баллад о Войне Гнева, и поверил, как ни печально. Трандуил мог бы сказать, что ему немного жаль этого мальчика — иначе и не сказать. Элронд до страшного юн, быть может не телом — душой.
Едва ли он сам многим старше, немногим больше, чем на пару столетий, но разница столь явна, что Трандуил ее не заметить не может. Слишком разное прошлое, слишком разное настоящее, слишком разные судьбы. Просто слишком разные, чтобы понять друг друга.
Трандуил не знает, случится ли их путям еще пересечься, но отчего-то надеется, что нет. Потому что знает — эта война сломает их обоих. Он не захочет, не сможет, посмотреть в глаза тому, кого запомнил ребенком, и кого всего несколькими днями позже изуродовала война. Хватит с него чужой боли, пусть то и звучит чистым эгоизмом.
Эльф задирает голову к небу, по-прежнему отвратительно безразличному, несколько долгих мгновений вглядываясь в тусклые звезды, но после вновь опускает глаза. Нет, не для него это — гадать по серебру небесных светил, сколько жить осталось, да молить об одолжении извечно беспристрастных.
— Владыка Трандуил! — перед ним, словно из неоткуда, возникает один из безликих отцовских стражей, заставляя невольно вздрогнуть и подскочить на ноги, машинально хватаясь за меч.
— Что случилось? — голос после долгого молчания повинуется неохотно, отдаваясь несвойственной глухой хрипотцой.
— Король Орофер требует Вас к себе. Немедленно.
Трандуил криво усмехается. В груди разрастается тревожное чувство неладного.
***
Найти отца удается сравнительно быстро. Отчего-то того нет в шатре; Гил-Галада Трандуил спрашивать не решается, опасаясь, не случилось ли за это время очередной ссоры, а Амдир лишь плечами пожимает, предполагая, что он вновь предпочел обществу собратьев компанию самого себя и уединился в маленьком леске на холме. Там Трандуил его и встречает.
На языке уже вертятся, готовые сорваться, упреки, но отчего-то Трандуил так и замолкает, не открыв рта — что-то в облике отца его поражает, и все слова разом исчезают из памяти.
Тот стоит у самой кромки леска, выпрямившись, пусто глядя в простирающиеся на многие мили равнины, тем самым взглядом, у Трандуила невольно вызывающим дрожь. Равнодушно, тяжело, смиренно. Обреченно.
— Мне передали, что Вы хотели меня видеть, adar nin, — тихо произносит он, разрывая лесную тишину, столь похожую, но в то же время отличную от той, что давно уж стала родной.
— Хотел, — эхом повторяет король, так и не посмотрев на него.
Несколько мгновений они стоят в молчании: Трандуил лишь потому, что заговорить не смеет, Орофер — от того, что не желает. Но та тишь не кажется неловкой иль неудобной, лишь мягкой, сонно-обволакивающей.
Им двоим всегда она была по вкусу куда больше любых бесед; в их молчании нужды словам не было и вовсе. Есть ли смысл в словах, когда знаешь другого лучше, чем самого себя?
— Посмотри на эти звезды, Трандуил, — отцовский голос звучит до странности пустым и полным одновременно, так, как никогда прежде. Он словно бы наконец нашел ту часть себя, что искал так долго, но потерял взамен все оставшееся. — Запомни их такими, дитя мое. Яркими, светлыми, горящими. Живыми.
— Годы пройдут, но звезды не изменятся, отец, — Трандуил и не думает скрывать собственного раздражения. Но признавать, что то вызвано тревожным страхом чего-то неизбежно ужасного, не может. — К чему эти слова?
— Трандуил, — в том, как отец произносит его имя, есть нечто необъяснимо странное, неправильно чудовищное. Никогда прежде не говорил он так: с усталой, доброй насмешкой и горьким признанием в чем-то куда более глубоком, чем Трандуил в силах понять.
— Аda? — слово ненароком срывается с языка, будто само собою, до того, как принц успевает осознать, что именно говорит.
— Дитя мое, неужто все уроки, мною данные, для тебя прошли даром? Неужели ты в упор не желаешь признавать очевидного, поддавшись пороку, нашу семью убившему — гордости?
Трандуил виновато опускает глаза, впрочем, вины своей не понимая. Но в отцовском голосе нет ни гнева, ни недовольства или досады; лишь снова та усталость.
— Та война решит все, Трандуил. Решит, будут ли и дальше светить звезды, светить так же ярко и неистово, как столетия назад, когда от Тьмы была лишь легкая ее тень. Эльфам не жить в мире, где нет звезд и короной Тьма увенчана. От исхода одной лишь битвы зависит жизнь целого мира, пугающе, не правда ли? Воистину, страшно. Но так чарующе…
Трандуил не знает, что должен на то ответить, лишь прикусывая губу. Солоноватый вкус крови во рту и легкая вспышка боли на миг отрезвляют, приводя в чувство и стряхивая дымку мимолетного помутнения.
Звезды на темном бархате небосвода и вправду сверкают необычайно ярко, окрашивая небо в тысячу оттенков пыльно-серебристого цвета, ледянисто-холодного, но отчего-то до смешного привычного. Он пытается было представить мир без звезд, и кривится, словно от зубной боли, признавая — так нельзя. Это будет концом для всех них.
Отец хмыкает и Трандуил видит, как чуть вздрагивают уголки его губ, изгибаясь в горькой усмешке. Его лицо, разделенное рваной чертою на две ровные половины: невыносимо светлую, залитую светом Луны и звезд, смешавшимся в едином потоке жидкого серебра, и абсолютно черную, словно из теней сотканную.
Трандуил невольно поддается вперед, странным чувством в глубине ощущая, что сказанное отцом несколько мгновениями позже разделит и жизнь его собственную, и, к горечи своей, оказывается прав: