— Я умру, Трандуил, — равнодушно печатает отец с легкой, мягкой улыбкой на устах. — Умру в той войне, найдя навеки свой конец и покой. Я вернусь к тебе в звездном свете тысячелетия спустя, когда на небе взойдет тонкий полумесяц зимы. Я вернусь к тебе твоей кровью и продолжением. Я вернусь, дитя. Не горюй понапрасну.
Трандуил криво усмехается. Не конец то — лишь начало того, что послужит смертью ему самому. Пусть, быть может, смертью и не для тела.
Комментарий к Протяни мне ладонь
Тема Битвы Последнего Союза была разделена на две главы по причине того, что сцена смерти Орофера оказалась для меня слишком тяжёлой и выматывающей, в эмоциональном и физическом плане. Благодарю за понимание. Отзывы поощряются;)
========== Мы шагнем через огонь ==========
«Боишься ли ты умереть?
— Иногда мне кажется, что я боюсь жить. Жизнь — вот, что меня пугает. А умирать легко».
Чарльз Мэнсон
Трандуил чуть хмурится. В груди разрастается чувство чего-то неуловимо плохого, неладного. По левую и правую его руку золотом доспехов сверкают в лучах заходящего солнца ровные ряды воинов, но то уверенности отнюдь не придает, лишь больше пугая.
Закат… Но закат ли? Давно уж не видел он солнца, такого же яркого и жаркого, каким осталось то в тенях воспоминаний; много лет, как небеса заволокло хмурым туманом Тьмы, скрыв и Анар, и Исиль. Провидцы говорят, что тем ознаменован конец эпохи эльфов; ведь есть ли жизнь для них без света звезд, света памяти и надежды, быть может, последней?
Трандуил не знал, кажется, впервые за все прожитые годы не желая получить ответа на давно гложущий вопрос. Ему нельзя поддаваться всеобщему страху, медленно, но верно, расползающегося липкой паутиной по лагерям, путая и сжимая в объятиях дурманящего ужаса отчаявшихся. Он должен быть сильным, должен справиться, должен выстоять; ради народа, ради Эрин Гален, ради отца.
Он ведь принц, Эру ради! У принцев нет права на ошибку, нет права на страх и уж точно — на поражение. Нельзя подвести отца, нельзя тому позволить сбыться, нельзя-нельзя-нельзя…
Трандуилу кажется в эти мгновения, будто само время замедляет вдруг свой безумно быстрый бег, в удивлении застывая на вершине холма вдали, там, где за тяжелой дымкой облаков, из теней сотканных, замерло огромным огненным кругом и солнце. Багрово-алые лучи окрашивают сотни лиц, сокрытых чешуей доспеха, чистой кровью, морозных закатов ярче. Ему становится дурно.
Разум вспышкой озаряет мысль, что это — первая его война, первая настоящая. Отчего-то появляется и твердая уверенность в том, что иной такой не будет больше никогда. Не будет Союза, как, быть может, не будет и их всех. Трандуил не смеет тешить себя глупыми надеждами о том, что Зло падет в этой битве окончательно — Валар, он давно уж не малое дитя — эгоистично мечтая лишь о том, чтобы ему самому более в этой борьбе, на проигрыш обреченной, участие принять не пришлось.
Кто бы что ни говорил, он ценил свою жизнь, ценил дорогих сердцу существ и умирать ради чужих бравых целей не желал и вовсе. Принц раздраженно морщится, кидая быстрый взгляд вперед и вправо, туда, где с гордо поднятой головой стоит отец.
Он вновь в пух и прах рассорился с Гил-Галадом, и лишь Илуватор знает, что произошло тогда в шатре. Трандуил хотел бы знать лишь за тем, чтобы попытаться понять, что именно задумал взбешенный родитель. Едва ли тот рассказал бы; Трандуил, запертый сейчас в тисках приличий, рамок и этикета, не смел и подойти, потребовав ответа, объяснений. Но ничем хорошим это точно не закончится — ясно до боли.
Трандуил знает отца слишком давно, чтобы ожидать обратного. Король злится, нервничает, как ни пытается того скрыть. Он на иголках еще с момента недавней гибели Амдира, оттесненного в Мертвые Топи. Он остался с ненавистным Гил-Галадом один на один, лишившись союзника в едином презрении к нолдорскому королю.
Но забыл Орофер и то, что товарища потерял не только он — смерть владыки Лотлориэна и большей части его войска не могла не ударить по всем ним. Трандуил не ведал, что произошло меж синдарскими правителями и государем нолдор в главном шатре, где чаще всего проходили совещания, редким свидетелем которых становился и он сам, но, очевидно, того было достаточно для вспышки небывалой ярости отца.
Ложью было бы сказать, что король Орофер и в лучшие свои годы отличался сдержанностью нрава и уж, тем более, уважением к тем, кто, по его мнению, во многом составленном на предрассудках, его не заслуживал, но сейчас ситуация накалилась до своего предела, выводя и без того раздраженного вечным страхом короля из хрупкого подобия спокойствия.
Трандуил, как никто, знал, что отец умеет лгать, умеет притворяться и приторно сладко улыбаться, показывая окружающим в точности то, что те желают видеть: вспыльчивого правителя дикого лесного народца, которого за глаза давно уж безумцем окрестили.
Таур Орофер гордился этой своей чертой, с беспечностью кукловода сменяя маски одну на другую в пестром калейдоскопе личин. Но едва он способен был бы признать, что игра перетекла в нечто большее, а иллюзорный облик, созданный когда-то насмешки ради, никогда таковым и не являлся. Отец, как ни горько Трандуилу было признавать, запутался, заплутав в липких нитях собственных сетей, безнадежно заигравшись воображаемой властью и давно уж несуществующим контролем над собою.
Владыка Орофер ломался. Ломался с каждым сказанным в запальчивом гневе словом, брошенной в сердцах фразе и излишне пылким взглядом. Его ломала война, уродовала необходимость быть Королем своему народу, тем идеалом, что все так отчаянно желали видеть; и корежило от Гил-Галада рядом, одним своим присутствием послужившим началом конца.
Тень из прошлого, отблеск древности, увидеть который было выше его сил. Слишком другой, странный, непохожий, и такой до отвращения нолдо. Не стоило бы этим двоим никогда встречаться, и уж тем паче — столкнуться в нужде и животном страхе на поле битвы, в шаге от смерти, когда сил на то, чтобы удержать в узде бешеный ураган эмоций попросту нет.
Правда была в том, что короли Орофер и Гил-Галад были ужасающе похожи и до странности отличны одновременно. И, будучи эльфами до тошноты гордыми, прощения и отступления не признающими, одной лишь невольной встречей своей разрушили все тщательно выстроенные стены, сметая плотины и жестоко вырывая наружу столь долго подавляемый поток воспоминаний о том, что следовало бы забыть. Они попросту уничтожили друг друга, будь на то время и подходящая возможность.
Но за неимением и того, и другого, Трандуил был вынужден принять, что жертвой этой ненависти, длиною в тысячелетия, вновь станут невинные.
Принц рвано выдыхает, оглядываясь на замерших в готовности воинов за его спиной. Умереть готовых, не вернуться уж никогда.
Тьма впереди клубится, хохочет ядовито-яркими вспышками пламени в черноте проклятых звезд плеяды, складываясь дикими узорами, завораживающе прекрасными в уродливой, искаженной красоте своей. Неправильной, иной, извращенной, но такой до странности притягательной…
Трандуил с горькой ухмылкой думает, что эта красота, быть может, и станет им погибелью. Внезапно становится ясно, что отец Гил-Галаду больше не подчинится, не послушает, как всегда твердо веря в собственную непоколебимую, абсолютную правоту. Сделает так, как сам правильным и нужным посчитает, забыв о планах, стратегии и обговоренной тактике. И все то лишь из дани традиционной, по наследству переданной ненависти.
А ценой этой ненависти станут сотни жизней, о которых Орофер, увлеченный враждою, и думать забыл. Чудится, что для отца происходящее только лишь новая игра, забава на пару десятилетий.
Или, быть может, это и не так вовсе, и король лесной вновь, забавляясь, заставил их думать и верить в то, что любит называть «занятным». Трандуил с внезапным раздражением осознает, что ответа на то не знает. На самом-то деле, он, кажется, никогда отца и не знал вовсе, вот так просто, по-настоящему. Без сотни масок, причудливых словами игр, да извечных туманных усмешек.