От залитой кровью деревни Жабье до партизанского Савостьянова (иногда называется и Севастьяново) СС-вцам оставалось ехать недалеко — всего около 2 км. Буташов с Гнездиловым решили дать бой. Экспедиционная колонна, двигавшаяся из Ельни, под д. Севастьяново партизанами была разбита в пух и прах. Никем не оплакиваемые 80 тел карателей навеки легли в братском захоронении. Один из германских офицеров смог добежать назад до Жабьего и спрятаться, но вступившие в деревню партизаны быстро его обнаружили. Результат — ставшая трофеем планшетка этого офицера с документами по операции, получение тем самым партизанами точных сведений по планам действий более восточной колонны, шедшей по правобережью Угры. Оставалось оповестить мазовских соседей-партизан, поспешить навстречу и этой группировке.
Начавшийся у окраин Мазова второй из январских боев с карателями развивался почти по тому же сценарию, но оказался масштабнее и стоил СС-вцам гораздо большей крови. Колонна карательного отряда на 20 подводах продвигалась из деревни Жильково на запад, под Мазово, Бузаново, Мархоткино. Недалеко от берегов Угры партизаны встретили и разбили этот отряд. Участник боя Сергей Каледин позже вспоминал:
«Вскоре после этого нам передали, что идет обоз немцев со стороны Спас-Деменска[,] и мы сделали засаду на мельнице в Мархоткино. Я, правда, не подсчитывал, сколько было убито немцев, так как было не до счета, но выскочило не более 8-ми человек немцев, остальные все были побиты».
В действительности спастись и вернуться удалось лишь нескольким возчикам из местного населения, кое-как, с обморожениями, снежным и болотистым бездорожьем в обход Матченок добравшимся в деревни Марьино. На заснеженных полях после боя партизаны насчитали 147 вражеских трупов.
Следствием поражений карательных колонн было распространение по деревням округи Замошья вполне достоверных рассказов, сводящихся к констатациям: партизаны действительно есть, причем в деревнях округи Мархоткино они гораздо боеспособнее и, видимо, гораздо многочисленнее, чем немецкие карательные группы. Приходилось жителям находить и рукописные листовки подпольщиков, в которых помимо призывов — непривычные утверждения о незанятости немцами Москвы, о контрударах и даже контрнаступлении РККА. Однако сообщения о первых (успешных причем!) здесь партизанских боях, вероятно, действовали на людей посильнее. Особенно на тех, что стрелять умели и даже, в силу присяги …должны были.
Кроме листовок и «слухов» основанием для глубокого размышления каждого о своей дальнейшей судьбе стало поголовное уничтожение всех, кто не сплотился в крепкие вооруженные отряды. Так было, например, в деревне Стаицкое с группой остававшихся здесь с 1941 г. военнослужащих-окруженцев. Они были без каких-либо разбирательств перебиты карателями на окраине деревни. Ой, зря! Ведь именно здесь, по дороге из Замошья на Стаицкое, совсем к тому времени недавно — в октябре 1941-го — происходило, например, следующее:
«…Видел, что в лесу много убитых бойцов и много оружия… Чтобы не ехать порожняком — мы положили в тележку 8 штук пулеметов, 12 винтовок, 3 автомата, 1 миномет и 5 ящиков патронов. Привезли в Замошье и сложили в колхозную нюху, где лежала немолоченная рожь.
…а на третий день, числа 8 или 9 октября 1941 г. мы опять поехали с братом в лес и привезли несколько пулеметов, полуавтоматов, а простых винтовок не брали. Нагрузили целый воз.
Все опять сложили в шохе и прикрыли пенькой».
Это из воспоминаний одного местного партизана — о начале его боевого пути. Оружие «сложили в шохе и прикрыли пенькой», чтоб сохранить до подходящего момента. Момент, как видим, наступил в январе.
Ставший зимой в партизанском полку комиссаром партизанский вожак Гаян Амиров в одной из собственных послевоенных публикаций пишет об установке подпольщиков не только на личную вооруженность, но и на системный сбор всего пригодного для боя оружия, боеприпасов: