— Всегда готов! — подтверждаю лаконично и мужественно, скромно потупившись.
Последнего, впрочем, Норимацу не видит, поскольку едет ко мне спиной.
— Знаешь, но я в полёте больше не хочу, — застенчиво признаётся она. — Да и вообще перерыв бы сделать: твоя первая супруга была полностью права насчёт анатомических различий.
— Да я и сам в полёте не сильно желанием горю! — признаюсь рефреном. — Хватит первого опыта! Ни тебе упора, ни за твои упругие выпуклости схватиться и приятно подержаться. Ни тебе расслабиться и отдаться волне чувственного компонента, позабыв о несовершенной бренности бытия.
— А-ха-ха-ха-ха, а на вид не скажешь, что ты против! — Норимацу продолжает теребить святое, вгоняя меня в застенчивость.
— Сила воли и целеустремлённость, — снова комментирую лаконично и мужественно. — Чего не сделаешь ради реально важных в жизни вещей. А суицид ты пыталась совершить, когда из подвесной системы отстегнулась и вниз пикировать затеяла. Я, кстати, хотел спросить, зачем? Но мы так быстро к делу приступили, что не до вопросов стало! Вот теперь интересуюсь.
— Дим, ты дурак⁈ — японка решительно хватается за те же самые карабины.
— НЕ-Е-ЕТ! — наверное, мой голос сейчас по всей Соте слышен, по крайней мере, шагающие внизу миниатюрные прохожие головы поднимают.
Ой как неловко. Я в таком виде, партнёрша — тоже. Сверху звук вообще всегда хорошо доносится, даром что город в диаметре полсотни вёрст.
Хватаю ладони Шу своими и сжимаю от греха подальше пальцы, лишая её возможности двигаться.
Попутно ругаю себя последними словами: вот же идиот. Надо было менталистке быстрее звонить, сразу, как в голову взбрело.
— Я перевернуться хочу! Чтоб твоё лицо видеть! — продолжает возмущаться Норимацу.
Хм, звучит искренне.
— Ты уже один раз перевернулась, — замечаю осторожно.
Интересно, что ответит? Хотя я не психиатр-практик, как Наджиб (здесь только вздохнуть с сожалением). И не великий теоретик от психиатрии, как Далия.
Для постановки точного диагноза своих знаний мне всё равно не хватит.
— Так, поняла, кажется… Дима, разверни меня к себе лицом так, чтобы я тебя видела? Похоже, ты всерьёз испугался, когда я вниз полетела.
Даже не знаю, что здесь сказать.
Прихватываю одной рукой её за талию, второй перестёгиваю крепления и разворачиваю японку лицом к себе после фиксации:
— Внимательно слежу за ходом твоей мысли, — попутно наклоняю голову к плечу и наивно хлопаю глазами.
Далия что-то упоминала насчёт того, что с пациентом в стадии девиации конфликтовать либо спорить категорически нельзя.
Сейчас до небоскрёба Ивасаки доберёмся, твёрдое покрытие под ногами появится — тут же вызваниваю жён-психиатров и пускай помогают третью кандидатку в невесты спасать.
— Я безгранично верю тебе и ещё более безгранично верю в тебя, — серьёзно начинает Шу, не мигая. — Ты — единственный в мире мужчина, которому я доверяю как себе и сверх того. А у тебя за спиной — самый совершенный летательный аппарат своего класса.
Занятное начало объяснения. По правде сказать, я ожидал, что на бред будет похоже, но пока звучит более чем складно.
— Ты — пилот от бога, по крайней мере, если речь о реактивном ранце, — припечатывает кандидатка на место третьей жёны. — Я поинтересовалась и нашими испытаниями: ты летаешь так, как конструкторы-разработчики даже не думали, что можно будет!
Естественно, фыркаю мысленно: если термическую деградацию кевлара в соплах расовым бонусом принудительно зафиксировать, отчего бы и не полетать?
У японских операторов просто подобной возможности не было: выгорая изнутри, реактивный канал менял сечение.
Соответственно, навыки пилотирования, наработанные за первые три секунды полёта, устаревали у летунов как бы не два раза за следующий пяток секунд.
А я, заморозив деградацию конструкции, дал себе возможность приловчиться. Но объяснять такого не будешь.
— Скажи мне теперь в ответ что-нибудь? — спокойно предлагает голая Норимацу (штаны на коленях можно не считать. Сперва их хотя бы подтянуть надо).
Кстати, отсутствие одежды её абсолютно не смущает. Интересно, а с подчинёнными в небоскрёбе как говорить?
— Хренасе, ты озаботилась теорией, — впечатляюсь. — Но оценка приятная, спору нет, — говорю чистую правду.
— Теперь ты понял, почему не было попытки суицида?
— НЕТ! Не понял!
Ну а чё, действительно не понял пока. Возможно, потому, что мыслительный аппарат перегружен.
У меня вместо брюк — две половинки-штанины, каждая на своей ноге (соединительная перемычка отсутствует).
Труселя мои Шу своим длинным трёхсантиметровым национальным маникюром в процессе страсти распустила на полоски и побросала вниз вслед за своей рубашкой. Хотя, если подумать, две раздельные половинки-штанины и трусы под ними — всё равно не тот фасон, чтобы по японскому небоскрёбу ходить, знакомиться.
Так что, отсутствие нижнего белья тоже особо ни на что не влияет.
Из одежды на двоих в сухом остатке — моя рубаха без пуговиц и её штаны на её же коленях. В последние я вторым номером точно не помещусь. Хотя было бы занятно.
И по небоскрёбу Ивасаки сейчас не просто идти, прогуливаться (тогда можно было бы попытаться прокрасться незаметно), а нужно в полном объёме дела бизнеса принимать.
В таком виде.
А ещё «…у вас никогда не будет второго шанса произвести первое хорошее впечатление» — боюсь даже представить, какое впечатление на подчинённых невесте японцев произведём мы парой в подобном гардеробе.
Или наплевать на внешнюю форму? И во время беседы предложить им сконцентрироваться на внутреннем содержании? Вдруг прокатит?
— Дим, я знала, что ты не позволишь мне упасть! — Шу заявляет это серьёзно- пресерьёзно. — Когда ты хочешь обо мне позаботиться, моё падение вниз — сущая мелочь. Если что, ускорение — десяток метров в секунду, а за секунду ты точно среагировал бы и ещё пара секунд — догнать меня. Я ничем не рисковала, ты по-любому успевал подхватить. Как в танце!
Ничего себе. Такая вера в мои силы, конечно, приятна, да и о психических девиациях, как оказалось, речи нет, но…
— Дим, для тебя нет невозможного. — Третья кандидатка в супруги буквально чеканит слова. — Наши с тобой желания полностью совпадали. Во вселенной нет силы, способной этому противостоять!
— Похоже на маниакальный бред, — замечаю на автомате.
— Кто оказался прав по факту? — японка не считает нужным спорить.
— Э-э-э.
— Я хотела перевернуться к тебе спиной. Я в итоге перевернулась. Ничего страшного не произошло. Кто оказался прав?
Хм, ну если в таком разрезе. С фактами не поспоришь, да. Но Далию при случае всё равно спрошу…
— Повторяю на будущее, — японка по инерции чеканит звуки. — Я безгранично верю в тебя, точка. Ты не мог дать мне упасть.
От смущения покраснеть, что ли? Вообще, конечно, на манипуляцию было бы похоже, но это если бы говорил кто угодно вместо Норимацу. Ибо Шу в этом плане даже похлеще меня будет со своей прямотой.
— Если возможно, в следующий раз предупреждай о своих желаниях, пожалуйста, — прошу вежливо, принимая чужую точку зрения за основу.
Всё-таки приятно, когда в тебя настолько верят.
— Конечно, — ровно соглашается она. — Просто это был мой первый опыт подобного плана, ещё полёт над городом — да, тут я была не права. Захотелось поскорее получить результат, максимально сократив время нашей коммуникации.
Хренасе. Вот это ход мышления. Впечатляюсь ещё раз.
В небоскрёбе мы сразу высадились в зале для совещаний (по команде Шу я банально высадил окно снаружи).
Она забрала мою рубашку, завязала её узлом на животе и таким образом начала выглядеть плюс-минус прилично.
Я заколол половинки штанов обычным механическим степлером, а на плечи набросил занавеску из-под вазы на тумбочке — она длинная, большая, прикрывает до щиколоток.