А не женщины, которых Ржевский хочет это самое.
Хотя признавать собственный промах в анализе было досадно.
Надо его спросить про языки. Вот прямо сразу, как из суда выберется.
Японка повернулась к зеркалу. Повинуясь порыву, она спустила до пупа топ и половину минуты задумчиво смотрела на собственные молочные железы в отражении, лихорадочно прокручивая версию с разных сторон. Для очистки совести, напоследок.
Глава 6
— Дима, а когда это ты так французский выучил⁈ — Наталья и Виктория сжимают мои плечи пальцами, каждая со своей стороны.
Демаскируя меня своими лингвистическими замечаниями так, что дальше некуда. Впрочем, правда никому в голову по-любому не взбредёт, а для менталистов я непрозрачен.
Чёрт, что бы им такое ответить искромётное? Как назло, ничего подходящего в голову не приходит: предшественник в языках был не силён, даже во французском (впрочем, как и во всём прочем. Ха, каламбур).
— Ты ж на зимнем балу у нас два слова связать не мог⁈ — удивляется рыжая.
— Точнее сказать, только два слова и мог связать, — хихикает блондинка. — Но я эти слова сейчас воспроизводить вслух не буду.
— Выучил, — честно хлопаю глазами.
Ну а что, где неправда.
— Бонжур, граф! Какими судьбами на наш сабантуй? Что вы здесь потеряли? — Магессы на первый взгляд добродушно улыбаются Воронцову.
Но я-то знаю: с такими точно ласковыми лицами они в своё время меня бить принялись.
Кулаками. Не выбирая точек приложения ударов.
Получилось достаточно досадно и почти больно.
— Мы с Ржевским разговариваем, — неохотно морщится в адрес княгинь чин такой необычной разведки (потому что внутренней). — Вы бы не могли дать нам поговорить?
— На, — Наталья спокойно и непринуждённо упирает кукиш в нос переговорщика той стороны.
Сказать ей, что ли? Как бы это всё снаружи ни смотрелось, но данный разговор — самые что ни на есть переговоры противоборствующих сторон под белым флагом. Это если по содержанию.
А форма таких мероприятий может разной быть, на неё порой вообще внимания обращать не стоит.
С другой стороны, противная сторона меня всерьёз ещё не воспринимает, если Серёгу вместо принимающих решение прислать решила.
— На. Присоединяюсь к формулировке. — Второй кукиш в исполнении Виктории занимает место рядом со своим собратом от её кузины.
Воронцов пытается корчить хорошую мину при плохой игре.
Ух ты, а мне неожиданно становится приятно; прости, господи. Я думал, это только в мой адрес у них регулярно вылетает данная обесценивающая и донельзя обидная комбинация. Из трёх пальцев.
А оказывается, нет. Оказывается, это их стандартный приём в полемике. Видимо, с целью занятия верхнего положения в иерархии беседы.
— Дамы, что вы себе позволяете⁈ — брови графа ползут на лоб.
— Закройся, мурло, — с равнодушным видом предлагает рыжая. — Давно е*алом об стол не стучали? — затем уточняет. — Твоим? Так сейчас напомню, как оно выглядит. За этим дело не станет.
— Я буду участвовать, — нехорошо прищуривается блондинка. — Воронцов, личинка глиста, ты что, думаешь, мы не понимаем? Что за решёткой исключительно благодаря тебе и твоим коллегам чуть не оказались? Двойное беззаконие, если что.
— Вот не надо инсинуаций! Это исключительно третьего отделения прерогатива, — граф задумчиво тычет большим пальцем за спину в сторону зала. — Моя служба к прямому уголовному преследованию — никаким местом. Нас теоретические в природе нет, чтобы уголовные дела возбуждать!
— Не пи***, — отмахивается Вика. — У тебя, точнее, у твоей конторы над охранкой приоритет чётко прописан. Вы — мозг, они — руки и ноги.
— Дамы, оставьте нас наедине. — Воронцов обуздывает мимику и становится похожим на решительного школьника, проглотившего зачем-то метровую палку.
— Если к закону апеллировать, то мы — объекты происходящего уголовного процесса, — Наталья ведёт рукой вокруг себя. — И я нахожусь на собственном судебном заседании. Граф, вы явно хлебалом в стол нарываетесь. Прям задачу себе поставили, как я погляжу!
Одновременно с этими словами рыжая обходит меня по дуге и садится на моё левое колено.
Попой.
Вау. Хорошо-то как.
Скрестить пальцы, чтобы в имеющем место позитиве ничего в худшую сторону ненароком не исправить. А то у меня порой случается.
С целью зафиксировать одухотворённость происходящего, жизнерадостно бросаю ладонь на талию магессы: через мгновение я начну перемещать эту руку вниз, но стоит постараться провернуть номер незаметно. Начать, так сказать, с нейтральных точек: не сразу за жопу хватать, как говорит Мадина.
Ухаживание, символические игры, всё такое. Я хорошо помню её уроки, выводы тоже стараюсь делать правильные.
Чёрт, на каком бы языке сейчас сказать, что попа огневички не только красивая, а и упругая? Также приятная на ощупь, имеет совершенную геометрию и вообще в душе отзывается одними восклицательными знаками?
В хорошем смысле этого слова.
По-русски или по-французски если заговорить, поймёт Воронцов. А мне этого почему-то не хочется.
На всех других языках не поймёт уже Наталья.
Видимо, испытываемый позитив слегка ослабляет мой внутренний контроль, потому что всё это я произношу вслух. Последовательно. По-французски и по-русски.
Неловко получается, хотя с задних скамеек зала заседаний раздаются энергичные аплодисменты и поощряющие возгласы типа «Ржевский, ну ты зверь!». «Давай, напомни здесь свою фамилию! А то позабыли, гады!».
— Где-то даже обидно, — вздыхает Виктория, обходя меня с другой стороны и усаживаясь на мою правую ногу. — Представь, Дмитрий, я уже переживаю, когда ты пятернёй к чужой жопе тянешься! На людях! Настолько, что свою подставляю добровольно. Ты на нас плохо влияешь, — заключает она, чуть ёрзая по моему бедру, чтобы устроиться поудобнее.
— Излишне комментировать, где тотчас после твоих слов оказалась вторая рука Ржевского, — хохочет рыжая.
Понятное дело, на попе блондинки, я даже плечами пожимаю.
Чёрт, и эту фразу от избытка положительных эмоций выдаю вслух. Под повторный взрыв аплодисментов с галерки и под хихиканье фигуристых княгинь, оккупировавших мои ноги в качестве сидений.
— Серёжа, тут такое дело. — А вот серьёзное лицо Натальи не вяжется с её игривым пощипыванием моего плеча.
Эх, хорошо-то как! На сей раз радуюсь молча и про себя, вслух ничего не объявляю.
Если подумать — сижу на трибуне в удобном кресле, центр внимания. Народ мне рад — вон, хлопают и хлопают.
Переговорщика противная сторона прислала — получается, позиции их тесню.
И две красавицы на… так, кажется, предсказуемый и обусловленный физиологией ход мыслей пора притормаживать.
— Это не огурец! — шепчу смущённо по очереди каждой девице, поскольку те кое-что почувствовали и синхронно полезли руками туда, куда… неважно. — И это. Вы бы руки на стол положили? А то у меня сейчас настрой с переговорного сместится совсем в другую сторону! Ой, уже сместился, — констатирую, с досадой оглядываясь по сторонам. — Надо срочно корректирующие поправки вносить, сейчас прямо и займёмся. Уважаемые сограждане! — повышаю голос в сторону зала. — Нам троим, как сторонам процесса, надо срочно удалиться на пять минут в судейскую комнату для группового совещания! Пожалуйста, не расходитесь; мы быстро! Бац — и готово!
Барсуковы принимаются заливисто хохотать и хлопать друг друга и меня по плечам:
— Кому что, а лысенькому расчёска! Дима, ты неисправим!
— Звёзды не меняют своих орбит, — соглашаюсь, скромно потупившись. — Давайте, бегом неситесь в судейскую комнату, там упор в стену руками принять. Дело есть, я следом за вами.
Придумать бы ещё, чем перед своих штанов прикрыть, пока до дверей комнаты Веретенникова шагать на виду у всего зала буду.
Больно чувства вперёд выдаются.
Последние три предложения дамам я практически прошептал, стараясь, чтобы никто лишний не слышал. Однако Воронцов, падла, сидит рядом, потому от него утаить сокровенного не удаётся.