Потом снова обнимает меня, успокаивая, как ребёнка.
Чёрт. Нельзя же так. У меня совсем другие мысли теперь. Я же сейчас боеспособность теряю, как воду из решета.
Сиплю в ответ что-то невнятное.
— Извини, что провозились, — Настя воспринимает мой хрип по-своему. — Мы пытались выяснить, кто из нашего посольского приказа им помогает. До этого времени нельзя было отсюда дёргаться.
Амулет между её полушарий стремительно нагревается.
— Готово. Идёмте, — спокойно командует Барсукова.
На расстоянии вытянутой руки над травой загорается прямоугольник. В нём видны небоскрёбы и кусок дороги между ними.
— Никаких обязательств с вашей стороны, — бросает княжна японке и менталистке, походя поджигая фитилёк плазмы над ладонью. — Слово. Просто пересидим час-другой, пока здесь веселье не утихнет. Будьте моими гостями.
— А Димка? — дед неловко перетаптывается с ноги на ногу. — У него обязательства будут?
— Троша! — невеста укоризненно смотрит на жениха. — Он вообще родня! Как ты мог такое спросить?!
Какое-то время они тихо переругиваются.
А ведь этот неоднозначный мезальянс мне всё больше и больше нравится: моя будущая новая бабушка действительно относится ко мне хорошо. Если же принять во внимание кое-какие деликатные детали, то и вовсе…
Настроение стремительно уносится даже выше небоскрёба, с которого сейчас сюда на участок готовится что-то нехорошее.
Или кто-то. Чувствую. Напряжение полей меняется, не могу пока понять в этом теле, каких именно.
— Дима, держи Слово отдельно! — повышает голос Настя, отстраняя деда и запуская вторую плазму с ладони. — Будь моим гостем! Никаких обязательств на твою фамилию не налагает!
Трогательно, чё.
— Реконструкция вашего имения в силе, обратно слов никто не берёт! Трудности бывают у всех, мы по родственному предлагаем у нас всего лишь отсидеться! — напирает княжна.
Коротко киваю как можно неопределённее.
И врать не хочется, и не могу отказать вслух — все нервничать начнут, перед эвакуационным порталом в ненужный момент давка точно ни к чему.
Барсукова требовательно смотрит на меня, не мигая, как накануне Мадина в бурьянах.
Невнятно бормочу что-то ответ.
Не начинать же сейчас в красках, что свою землю в такой момент оставлять нельзя. И объяснять долго, почему, да и яыком трепать не хочется.
В следующую секунду мне становится смешно: открывающийся портал с небоскрёба по времени почти совпадает со вторым, барсуковским.
Шу всё это время, прищурившись, не сводила с меня глаз. Она резко подходит вплотную и говорит по-японски, чтоб никто не понял:
— Ржевский-сан, я предполагаю ваши следующие действия. Остальные ничего не сообразили, но я догадываюсь. Знайте: самураи семьи Норимацу никогда не оставляли союзников. Я буду находиться вместе с вами следующие полчаса. — И кланяется. — Что думаете?
Думаю, что грех такие сиськи за собой тащить. Хотя девка и не промах.
Пожимаю плечами и отмалчиваюсь.
Наджиб, удачно изображавшая растяпу всё это время, уже перед входом в портал пытается сорвать мою импровизацию.
Когда я заканчиваю топтать ставший ненужным амулет княжны, под ноги из гаснущего прямоугольника вываливается ещё один свёрток от деда.
Поднимаю. Коробка патронов.
Расовым бонусом чувствую, усиленные (магией, что ли?): наши жилеты ТАМ до шестого класса защиты включительно шили бы насквозь.
— Ты сейчас пойдешь в портал за мной. — Мадина не спорила, сообщала.
Она не смогла поймать в фокус его ментал даже с нынешнего седьмого ранга, но и оставлять его здесь тоже не собиралась.
Ржевский, напустив на лицо таинственности и идиотизма одновременно, явно задумал что-то своё: и разбираться в нём она уже немного научилась, и странное оружие он держал в руках слишком… значительно?
Она плюнула на политесы и решительно сделала запретное: не имея возможности наблюдать эффект своего вмешательства (Дмитрий по-прежнему не читался), она выложилась по полной, отправляя на него максимальное принуждение:
— ТЫ СЕЙЧАС ИДЁШЬ СО МНОЙ.
Чёрт с ней, с этикой. Ради его же блага — он тут, похоже, задержаться намылился.
Считает себя самым умным, думает, никто не видит.
— ТЫ СЕЙЧАС ИДЁШЬ СО МНОЙ! — она даже продублировала, чтобы наверняка.
Прости, совесть. Ржевский потом просто не вспомнит этой минуты. Зато будет живой и невредимый.
Нечего ему тут делать. Спасибо этой Барсуковой, какой бы она ни была: есть абсолютно бескровное решение.