Кстати, главное она уже услышала: кто-то в их Столице решил прикрутить автономию Свободной Экономической Зоны. В свой карман.
Сюда же: через месяц истекает меморандум о запрете вооружений на территории, следствия обдумать потом. Скорее всего смута, которую эта партия решительно пресечёт.
— И что с того? Ты нолём был до сегодняшнего дня! — граф почему-то разгорячился. — Даже меньше, чем ноль! Ты же несовершеннолетний формально, Ржевский! Как мне было с тобой разговаривать?!
— Ну-у-у, уже несколько часов как я в своём праве, — Дмитрий указал взглядом на опекаемую.
— О чём и речь. Сказать тебе, что я вижу?
— Изволь.
— Ноль, точнее, успешно им притворявшийся Род, за секунду становится джокером. Во-первых, последний носитель фамилии, ты, очень изящно обходит все барьеры и вступает в права! Молниеносно, взяв под крыло весьма непростую фигуру! Даже магия города не пискнула, когда твоё слово заверяла.
Чиновник распалялся дальше.
— Подумаешь, — лениво зевнул Ржевский, заводя собеседника ещё больше. — У нашей фамилии такое регулярно случается. Эка невидаль, баба. Дед вообще на княжне женится, которая на полвека моложе!
— Да. Я бы не удивился тоже, — согласился Воронцов. — Если бы следы от твоей подопечной через магическую городскую клятву на самый верх другого государства не вели.
— Подумаешь, — попечитель снова зевнул. — Да хоть и сама принцесса, е*аться все хотят. Все люди устроены одинаково.
— И снова логично, особенно в вашем исполнении! Но, — граф поднял палец. — Что-то у тебя не заладилось. Стрельба, полноценная вражеская группа боевым порталом, а ты до сих пор живой.
— Ты мне это в вину ставишь?! — Ржевский удивился.
— Нет, пока только суммирую для анализа. Ещё через какое-то время ты уже в МОЮ операцию вмешиваешься, не только Посольским дорогу переходишь.
Воронцов проговорился, поняла Мадина.
Этот белобрысый… попечитель добился, чего хотел: своей идиотской физиономией довёл незнакомого с ним человека до каления, тот язык и распустил.
Несмотря на немалые чины и специфическую должность.
— Дима, у меня картинка сложилась. — Мадина добросовестно не стала ничего скрывать, благо, языка чиновник не понимал.
— У меня тоже, — буркнул опекун, затем продолжил по-русски. — А теперь ты меня послушай, Воронцов. Нет у тебя никаких рычагов давления на меня, поскольку прав я со всех сторон. Сейчас с ювелиром.
— Решил закуситься?!
— Не перебивай, я тебя не перебивал. Возле любого престола всегда разные группы людей водятся, ты в одной из них. Вы кое-что затеяли, от других тайное. Я тебе прямо сейчас помешал, но сделать ты ничего мне не можешь: руки коротки.
— Продолжай.
— Те большие стулья, о которых ты только что упоминал, между собой тоже не в ладах. И твоя партия — не единственная, а одна из многих. У императора минимум три наследника конкурируют. Ты в команде лишь одного. Прочие команды вам не друзья.
— Как же я тебя упустил… Как же я мог тебя упустить…
— Соответственно, тебе сейчас любой ценой свою операцию спасать надо, — как ни в чём ни бывало продолжил попечитель. — Не можешь ты в общее дело вернуться и сказать, что облажался! Запугать меня не вышло — не на того напал. Соответственно, сейчас будешь купить пытаться. Так?
— Ловко. — Чиновник пристально смотрел на Дмитрия. — Ты даже не представляешь, насколько серьёзно я с этого момента к тебе относиться буду.
Самое интересное, Воронцов до сих пор не понимал, как много лишнего он разболтал с обычным лопоухим пацаном.
— Твоё дело, — отмахнулся Ржевский. — Я тебя зачем звал-то. Если ещё раз увижу, что ты вместе с Гвардией Наместника беспредел в моём городе творишь, небо с овчинку покажется. Неважно, ювелир Самбур то будет или дворник из подворотни.
— ТЫ МНЕ УГРОЖАЕШЬ?!
— Обещаю. Слово Ржевского.
— Даже так, — чиновник задумчиво потеребил отворот пиджака и закусил губу. — Я тебя услышал. Спрашивать, ты за цесаревича-тёзку или за Юлию, бесполезно?
Блондин промолчал.
— Хорошо, не спрашивая, кто за тобой стоит, делаю последнее предложение: отступись? И назови сумму?
— А-а-а-га-га-га-га!
— Чего?!
— Ты уже второй за сегодня.
— Кто был первым?
— Маджит аль-Футаим.
— Что ты ему ответил? — взгляд графа стал цепким.
— Неважно, его уже всё равно в живых нет…
— А мне тогда что скажешь? — чиновник даже моргать перестал.
— Тебе с учётом выводов, которые я в разговоре с тобой сделал? Или без них?
— С.
— Даже без внимания к репутации моего Рода и Слова, у нас правило есть: если предлагают выбирать между хлебом и свободой, всегда нужно брать второе.