Следующую четверть минуты Наджиб насмешливо смотрела по очереди на двоих клоунов.
Ржевский то краснел, то багровел, старательно полируя взглядом свою обувь.
Норимацу твёрдо смотрела на него с короткой дистанции, ожидая комментария и не собирась отступать.
— Это какой-то гротеск, — комментарии менталистки никому не были нужны, но и молчать сил не было. — Кстати, у нас гости.
До чего же хорошо, когда дурацкий спектакль прерывается снаружи.
— Что происходит?!
— Что случилось?!
Это были родители Шу. Японцы влетели, спотыкаясь и заполошно оглядываясь по сторонам.
— Слава Тебе за неизбывную милость Твою, — проворчала Мадина, адресуя благодарность Тому, Кого не видно, но Кто присутствует всегда и везде.
Охота провалиться сквозь землю: давно себя так сильно последней сволочью не чувствовал.
Поскорее бы разобраться со всеми делами да присесть на часик пошептаться с аль-Футаим: спинным мозгом чую, она может помочь. Советом, анализом, какими-нибудь готовыми схемами.
Не хватает мне своего ума сейчас в себе разобраться.
Ну нравится мне Шу как женщина! Профессионалки её ночью (я только что понял) — это неплохо, НО.
Но они не для души, исключительно для тела.
А у меня то ли запросы растут (и одного механического трения известными местами уже недостаточно), то ли девчонки вокруг меня собрались такие классные, что планка моих потребительских запросов выросла.
Теперь не только пупками друг друга массажировать хочется. Охота ещё, чтоб сердцу было так же хорошо, как стало, когда Шу меня первая обняла.
А с другой стороны посмотреть: да, Шу мне очень нравится и сердце так и поёт, когда она рядом и улыбается. Но и Наджиб мне тоже нравится — по-своему! Она тоже классная!
С юмором, сильная личность, много всякой фигни про мозги знает. Видела немало (даром что девчонка и маленькая), сиськи тоже огого. Про жопу и вовсе молчу — одни восклицательные знаки.
И аль-Футаим мне нравится, если быть с собой до конца честным. Своими плюсами, тем, что мудрая не по годам, сиськи и жопа — вылитая Наджиб.
Если опираться на цифры, то логика подсказывает: возможно, список из трёх пунктов не окончен. Три мне уже нравятся ужас как сильно, сам я молодой — что, если завтра понравится четвёртая? Пятая?
Шестая?
С математикой я дружу, про бесконечность знаю хорошо.
Но тогда получается, порхать можно бесконечно? А что с первыми тремя делать? Бросать — не вариант, обеспечивать всех — дедовым цугундером можно не отделаться.
В общем, запутался. Надо к аль-Футаим на психотерапию — глядишь, чего и подскажет…
А после грустных глаз японки и её вопроса о твёрдости моего слова настроение вообще пропало. Не скажешь же ей в ответ, что не обещал я словом Ржевского за жопу её не хватать!
Особенно когда она сама первая всем, чем нельзя, ко мне прилипла: система гормональной регуляции на то и существует, чтобы на такие вот контакты автоматически, без мозгов реагировать!
Так и называется в теории: система репродукции человека!
Гнома, эльфа тоже, но нет здесь первородных рас, можно остановиться на людях.
Что делать, если естество решительно возражает против противоестественных самоограничений? Вопросы, вопросы. Далия — единственная надежда разобраться.
— Что происходит?!
— Что случилось?!
Родители Шу появляются как нельзя вовремя.
И слава богу: действовать практически у меня получается лучше, чем копаться в себе.
Японка коротко шепчет мне на ухо по-русски:
— Все вопросы между собой откладываем на потом, — затем берёт меня за руку, становится рядом и переходит на японский. — Мама, папа, нам нужно серьёзно поговорить.
— Шу, у меня к тебе гигантская просьба, — Наджиб как обычно не заморачивается этикетом. — Давай мы всех пленных сдадим твоим родителям, а сами закончим с Трофимом Барсуковым? Поедем заканчивать, — она с намёком стреляет взглядом в сторону выхода.
Японка на мгновение подвисает. Её рука даже мою ладонь начинает сжимать сильнее.
— Здесь угроза раскрыта, — поясняет подопечная, пренебрежительно кивая на тела под ногами. — Обезврежена, купирована, теперь только раздать по заслугам. Твои без нас справятся.
— М-м-м.
— А вот что с дедом Дмитрия происходит, — Мадина закатывает глаза в потолок и решительно направляется к двери.
— Никто никуда сейчас не пойдёт. — Отец Шу, оказывается, тоже говорит по-русски.
Он становится в проёме, загораживая дорогу.