Я запутался.
Господи, если ты есть, вразуми раба неразумного своего. Ладно, помощи от тебя никогда не дождёшься! Хрен с тобой, хрен бородатый (о, каламбур).
Не помогал ты мне раньше — всё своими руками всегда делать приходилось — обойдусь без тебя как-нибудь и впредь.
Но хоть подсказать, что делать, ты можешь? Знак подать?! Язык у тебя в жопу втянуло? Или развалишься — подсказку сделать?! О девчонке ведь пекусь!
Пару секунд сосредотачиваюсь, пытаясь уловить хоть какой-то сигнал от высших сил. Хоть откуда-то.
Тщетно.
Религия — опиум для народа, всегда говорил. Нет бога, видимо. Придумали его те, кто в безвыходную ситуацию попадал, а помощи извне не было.
— Потом? — а сисястая (рыжая), кажется, по угрюмости решила сестру перещеголять. — Попросил он у тебя скорой помощи, про бёдра твои сказал, глазками похлопал. Что потом было? Если не хочешь, можешь не отвечать…
— Ну я ему и помогла! Он как парень мне нравится, думала, теперь встречаться будем. Потом через минуту ещё говорил, что очень впечатлён случившимся, даже стих даже рассказал. Только… — Юки наклоняется к уху рыжей и что-то шепчет.
Ох. Ох. Ох. Что же делать, что же делать, что же делать. Такое впечатление, именно в этот момент самое плохое за весь их разговор и происходит.
Чайник на себя горячий опрокинуть, что ли? Так нет его на столе. А если соком Демидова себя начать поливать, нужного эффекта не будет.
Думай, голова, думай.
Жалко девчонок. Такое впечатление, что зря я так…
А пока моя голова думает, господи, если ты есть, яви чудо рабу своему! Уж больно момент тяжёлый. Раньше ни о чём тебя не просил — всегда сам выпутывался, и здесь, и дома.
Ещё никогда в такие передряги не попадал, даже когда на нелегале на той территории в чужом штабе мины закладывал.
Ох три раза. По мере тихого рассказа японки лицо соотечественницы очень нехорошо меняется. Охота даже возмутиться шумно: какое твоё дело?! У нас с тобой пока вообще ничего не было!
Однако тренированное предчувствие тихо подсказывает (оно меня обычно не обманывает), что в данный момент это может оказаться не лучшей коммуникационной стратегией.
Думай, голова, думай; должны быть выходы. Не бывает безвыходных ситуаций.
— … но с ним — это одно, — теперь и лицо Юки становится жёстким.
Слава богу, не в мой адрес — разговаривает она исключительно с Натальей, сама на взводе, не мигает даже.
Или бог всё-таки есть? Какая никакая, а поддержка в ситуации? Когда внимание атакующей стороны отвлекается на второй конфликт, у меня пространство для манёвра ширится, против воли проникаюсь надеждой.
Глядишь, дамы сейчас между собой заспорят, с меня фокус внимания и соскочит. Переключится. А там я что-нибудь соображу, лишь бы первый накал напряжёнки сбить.
Бабы — народ отходчивый, в кабинете Растопчина достаточно быстро успокоились.
Только хозяина кабинета нахрен сожгли, некстати всплывает в памяти.
А с другой стороны, малодушно я как-то себя веду. Только слов извиниться не могу найти правильных.
Надо будет у Далии совета спросить, как быть. Оказывается, бывает больно, когда другим сделал больно.
— Вам я ничего не должна. С вами подобного делать не буду. — Веско припечатывает напоследок кузина Шу. — По женской части я не выступаю, помощницы и советчицы во время этого дела мне тоже не нужны.
Соотечественницы не по-хорошему задумчиво глядят на меня.
Что бы сейчас такое сказать, позитивное и искромётное. Чтобы разрядить, так сказать, обстановку и атмосферу.
К сожалению, когнитивная функция из-за нарастающего каскадно стресса даёт сбой и ничего подходящего моменту мне в голову не приходит.
— Ржевский, а зачем ты меня на свидание звал? — холодно интересуется рыжая. — С сестрой ещё? Тебе двух японок мало? Решил квартет замутить?
Вообще-то, если профессионально посчитать, другая цифра получится. Кварта — это четыре.
А если двое Барсуковых (Наталья и Вика), двое Норимацу (Юки и Асато) — то вместе со мной уже пятеро. Квинтет.
С другой стороны, наверное, лучше всё же не поправлять.
— Я, кажется, догадываюсь, — многозначительно фыркает блондинка. — Но о межнациональных экспериментах сейчас не буду… Это просто мы с тобой в наивные дуры вляпались на ровном месте, Вик. Горбатых могила не исправляет.
— Ты про фамилию его?
— Ну. Зря мы подумали, что он на что-то хорошее способен. Уже молчу, как он и на твои, и на мои сиськи смотрит. Даже сейчас.
— … После того, как другую огулял, — подхватывает рыженькая, в этом месте начиная из уголка глаза что-то смахивать.