То есть скрестив ноги и выставив, к-хм, напоказ узкую полоску ткани между ними.
Виновник ещё одного переполоха, приведённый в чувство по второму кругу, пока за сиськи никого схватить не успел. Он лежал с отмороженным видом, таращился в небо расфокусированным взглядом и что было сил сжимал в ладони тот самый край скомканного полотенца, в которой было завязано золото (другой конец опять служил ему одеждой за отсутствием альтернативы).
— Обрадовался неудачно по одному поводу, — сомнамбулой ответил попечитель, продолжая таращиться в никуда. — Бац — а монеты в воду улетели. Упускать было нельзя, без подробностей. Рассчитывал, что вы спасёте. Не ошибся. Спасибо.
Рыжая Барсукова фыркнула и возмущённо подняла брови. Открыла рот, чтобы что-то сказать, но сдержалась и молча покрутила пальцем у виска. Затем без слов сплюнула в траву.
— Я горжусь тобой как партнёром, — а Норимацу сейчас выглядела зеркальным отражением Ржевского.
Такая же задумчивая и отмороженная.
— Так, как презираешь смерть ты, в наше время уже мало кто способен жить, — ровно продолжила японка.
У Мадины закралось на мгновение профессиональное подозрение: возможно, пара неадекватов просто шифруется удачно? Потому и нашли друг друга, что сдвиг по фазе у обоих однотипный? Просто больные люди?
— Это не настолько большая сумма, чтобы так себя вести, — задумчиво заметила молчаливая Асато, внимательно разглядывая единственного в их компании мужчину. — Я удивлена. Восхищения кузины не разделяю, но было интересно.
Блондинка Виктория, откачавшая пострадавшего повторно, ничего говорить не стала. Она звонко постучала открытой ладонью по лбу вначале себя, потом Ржевского.
Тот не отреагировал и продолжил равнодушно пялиться в горизонт.
— Кажется, впору о кое-чем здоровье переживать, — заметила менталистка. — Дим, с тобой всё в порядке? Сиськи показать?
— Да, — опекун убедительно изобразил зомби. — Кислородное голодание просто. Жизненные функции чуть угнетены, скоро пройдёт. Наверное.
— Пусть тут лежит! — решительно заключила Юки. — В третий раз, надеюсь, можно не переживать.
— Добудьте кто-нибудь одежду, пожалуйста. — Ни к кому не обращаясь, безэмоционально изрёк потомок гусара. — Очень надо.
— С меня на сегодня хватит. — Виктория выпрямилась и принялась одеваться. — Ржевский, иди в задницу!
— Присоединяюсь, — вздохнула рыжая Наталья. — Хотя я б ещё здесь повисела, — эти слова были сказаны сестре.
Магесса огня с к сожалением огляделась по сторонам.
— Вика, ты же не уйдёшь так после всего, что между нами было? — бесчувственно проскрипел опекун.
Его глаза сходиться в одной точке не желали.
— А что между нами было? — хмуро спросила Барсукова.
— Я чувствовал, как бьётся твоё сердце. — Мужская рука вытянулась, указывая пальцем на левую грудь собеседницы.
— Рада за тебя. Ржевский, а у тебя с головой точно все в порядке?! — поинтересовалась водница. — А то выглядишь, скажем честно, не очень.
— В этот раз почему-то больше воды нахлебался. Шок. Сейчас пройдёт.
Блондин неожиданно сел.
Полотенце от резкого движения дёрнулось и кое-что открыло.
— Тьху на тебя, — вздохнула рыжая. — Знаешь, это какая-то манипуляция!
— Отвезите меня домой, пожалуйста. Мне нехорошо. Останьтесь, а? — кое-чей взгляд стал наконец осмысленным и просительно оглядел присутствующих. — Вика, Наташа, к вам обращаюсь в первую очередь. Не уходите? Мне будет вас не хватать.
Аль-Футаим с интересом наклонила голову к плечу, не сводя взгляда с виновника интриги.
— Вот скажи, почему я его сейчас на три буквы не пошлю? — спросила одна Барсукова у другой.
— Добрые мы, — угрюмо ответила та. — А кое-какие козлы и сволочи этим пользуются.
— Предположим, пока ещё не попользовался! — возмутился блондин.
— Кажется, начал оживать, — заметила менталистка вслух. — Даже личико покраснело. — Она протянула руку и потрепала попечителя за щеку.
— Фуф! Уже не чаял увидеть! — из маготакси Ржевский прошлёпал босиком сквозь защиту имения. Оказавшись на участке, он жизнерадостно заозирался по сторонам. — Родной дом!
— Располагайтесь! — Левашова отчего-то принялась распоряжаться, видимо, на правах инициативного старожила.
— Что за спектакль был? — доброжелательно поинтересовалась аль-Футаим, когда они пошли по аллее втроём.
— Да не совсем и спектакль, — поёжился блондин, завязывая узлом полотенце на себе и не заботясь ни о какой другой одежде.