— Мы знакомы? — уточняю с невозмутимым видом.
На самом деле, конечно, никакого спокойствия и близко не испытываю. Что-то мне всё больше кажется, что затея с переходом на нелегал была не самой лучшей моей задумкой (хотя и альтернативы не вижу).
— Я ещё прадеда твоего знал, ты на лицо — вылитый он, — отвечает многолетний пенсионер.
— Хренасе. Это же сколько вам лет? — изумляюсь.
Чёрт, чёрт, чёрт. Одни сплошные непредусмотренные засветки.
То Настя Вяземская, опознавшая во мне Ржевского (в этом месте вздохнуть украдкой и себя пожалеть — классная тёлка же! Может, у нас и получиться что-то могло бы! Жаль, не сходимся характерами: это её эгоистичное животное желание поскорее выскочить замуж всю перспективу отношений на корню портит).
То этот соратник прадеда. Коли не врёт.
— Это если деду Трофиму уже за семьдесят изрядно, — продолжаю рассуждать вслух, — а его родитель евойный под тридцатник только закалампоцал, то…
— Другой прадед, — качает головой старикан. — По материнской линии.
Хренасе снова, хотя тот дед вроде помоложе был.
Но всё равно изрядный возраст у типа. Наверное — потому что в голове о той родственной ветви ни слова, ни полслова. Опять же, если не шутит.
Интересно, что ему надо? И как себя сейчас лучше с ним повести?
По предписанной наставлениями теории почему-то действовать не хочется. Меня начинают терзать смутные сомнения, что если я всех, узнающих в Страхове Ржевского, начну как угрозу устранять, то несколько гротескно в итоге получиться может.
Молчу о моральной стороне вопроса. Нельзя людей за просто так убивать, вздыхаю про себя — наставления тоже ошибаться могут. Иногда и свою голову включить не грех.
— Ты обиделся, что из окружающих никто слова в твою защиту не сказал, — продолжает тем временем старикашка. — Мить, но ты про народ мало знаешь. Не судил бы сгоряча?
— Тебе какое дело? — парирую хмуро. — Я иду, тебя не задеваю. Там, — тычу большим пальцем за спину на ходу, — даже на три буквы никого не послал из простых людей, не говорю уже, ногтем не тронул. Охрана базара не в счёт, — оговариваюсь точности ради. — А что я про окружающий народ думаю, то сугубо моё дело. Даже менталисты пока мыслей прочесть не смогли! — вырывается на автомате. — Моих.
— Люди устали от однообразия власть предержащих. Аппарат угнетения любого свободомыслия в Соте работает хоть и похуже, чем в столицах да по Империи в целом, но всё равно работает, — пенсионер принимается вещать, найдя свободные уши, как будто я его о чём-то спрашивал. — Богатым и сильным до бедных и слабых дела нет, а если кто-то снизу наверх поднимается, то…
А вот здесь навостряю уши. Интересно, что дальше скажет:
— То?
— Знаешь, какая-то тройка лет — и ещё одним козлом больше становится! — он словно удивлён собственным словам. — Когда люди до власти и денег в наших краях дорываются, как подменяют их! Нормальный человек ещё вчера был — а сегодня клейма ставить негде. Семейство Воронцовых знаешь?
— Графа Серёгу только если, — в этом месте начинаю веселиться. — Даже достаточно тесно знакомы.
— Вот у этого графа Серёги есть дядя, кстати, большой начальник в столице, по тому же направлению…
Хренасе ещё раз. Мотать на ус, запоминать каждую букву. После дома рассортируем услышанное.
—… Отец этого дяди в своё время, — продолжает заслуженный пенсионер, — с самых низов выбирался. Что ты знаешь о Высшей Торговой Гильдии?
— Только то, что кое-кто оттуда на мою усадьбу облизывается, — отвечаю мрачно. — Как бы не те же Воронцовы, только другая их ветвь, купеческая.
— Тот Воронцов, о котором я сейчас говорю, в своё время на востоке Империи и школы за свой счёт открывал, и храмы строил, и нуждающимся помогал без оглядки.
— Жаль, следующая родня пошла, не в коня овёс, — замечаю, сворачивая за угол.
— Не следующая, — качает головой старикан. — Он сам. Как монарх тогдашний его в столицу призвал, словно подменили человека: заносчивый стал, добро перестал делать и, что гораздо хуже, добро других людей в свой адрес перестал помнить.
— Козлина, — резюмирую услышанное. — Правильно ты в самом начале сказал. По мне, самый страшный грех — неблагодарность.
— Остальные почему-то тоже, почти все. Один сценарий: как чуть над другими приподнялись, особенно при дворе — тут же испортились. Знаешь, — дед доверительно хихикает, — мне с высоты лет кажется, что у нас в Столицах, причём в обеих, словно воздух заколдовали!