Выстрел. Выстрел. Выстрел. Выстрел.
— Не нужно думать, что я сплю, — бормочу под нос, ни к кому не обращаясь. — То, что я в некоторых частях тела нетрудоспособен, на рефлекторную реакцию во время огневого контакта никак не влияет.
Аль-Футаим до этого момента только гоготала, а после этой фразы почему-то принимается натуральным образом ржать.
Я думал, веселее и громче уже нельзя. Оказывается, ошибался.
— Ты сейчас серьёзно? — Асато присаживается рядом с блаженной Левашовой и неожиданно нежно берёт меня за руку. — Это правда? Или интригу напускаешь? С тебя станется. Встает? Или с концами?
— Можешь даже потрогать, — бормочу хмуро в ответ. — Вон сейчас сколько вас сисястых и жопастых рядом, а реакция ноль. Боюсь, что не шучу: никогда раньше такого не было.
— Я потрогаю? — оживляется загадочным образом японка. — Проверю!
Не дожидаясь моего ответа, она переходит к действию.
— Это… бесстыдно! — возмущённо лепечет ей Светлана.
Чёрт, а прогнать её неудобно, да и некуда. Уже молчу, что она и в лучшие моменты меня нисколько не привлекала. Полный ноль.
А нынче её сексуальная привлекательность так и вовсе величина отрицательная.
Хотя вслух девчонке о таком не скажешь. Она вон, всем сердцем рядом, хотя и не было у нас ничего. Плачет и убивается даже сильнее, чем остальные вместе взятые.
— О. Надо китаянке Чонг позвонить, — задумчиво роняет Наджиб.
— Зачем это? — спрашиваю подозрительно. — Пользуешься тем, что я встать и по уху дать тебе не могу? Вот и издеваешься?
— Порадовать. — Абсолютно серьёзно отвечает подопечная.
Прочие замолчали и внимательно её слушают.
— Чем? — неимоверным усилием воли удерживаюсь от рвущихся вслед за вопросительным знаком нецензурных ругательств.
— Она последняя, кого ты успел употребить! — на голубом глазу поясняет Наджиб, нисколько мне не сочувствуя. — А известная часть тела последнего Ржевского — своего рода символ, по крайней мере в этом городе.
— И что? — беспардонная аль-Футаим загорается интересом сильнее.
— Ну, Сяо Ши — последняя, кто сможет про двадцать сантиметров другим компетентно рассказывать, — охотно поясняет менталистка. — Получается, наступил конец эпохи. Она видела закат.
— Пха-ха-ха-ха-ха! — Далия начинает жизнерадостно и заразительно хохотать, как будто подопечная сказала что-то хорошее.
— Вот ты… — осекаюсь, резко успокаиваясь.
— Эй, чего задумал? — от сестёр Барсуковых смена эмоций на моём лице не укрывается.
Вместо ответа просто разжимаю пальцы и выпускаю карабин.
Старый трюк. Девчонки будто по команде зачаровано следят за падающей вещью, как она тарахтит по полу.
Когда они поднимают глаза, два коротких ствола (пистолеты) уже в моих руках.
— Длинный ствол на короткий на короткой же дистанции всегда полагается менять с финтом, — цитирую одно наставление. — Мадина, пожалуйста, повтори, что ты сейчас сказала?
Разумеется, стрелять не буду. Но не молчать же, размазывая скупые мужские слёзы по лицу от бессилия.
В девчонок стрелять не буду, а самому, по большому счёту, жить уже незачем.
Вон, если родные люди так насмехаются, то как наедине с этим несовершенным миром оставаться? Без самого, как оказалось, главного.
Мадина Наджиб, дублёр-двойник Её Величества Далии аль-Футаим.
Ржевский внушал. Ржать хотелось так, что со стороны смотрелось бы как психическое нездоровье.
Когда он достал пистолеты, у неё на мгновение даже мелькнула шальная мысль, что всё. Доприкалывалась.
Далька, судя по счастливой роже, в отличие от всех видела ситуацию целиком даже без вербальных комментариев своего близнеца.
— Ладно, не буду над тобой издеваться, — вздохнула Мадина. — Но ты учти, потомок гусара. Помнишь, что я тебе в первый день нашего знакомства сказала?
— Что я становлюсь уязвимым, демонстрируя слабости. — Глаза попечителя сверкнули холодным металлом. — К чему это сейчас?
Ух ты, вот это дисциплина разума. Менталистка похлопала в ладоши под удивлёнными взглядами присутствующих:
— Браво. Да, я об этом. Имею просьбу.
— Какую? — светлые брови блондина целеустремлённо поползли в сторону лба и направились выше.
— Запомни этот момент, — Наджиб опустилась на колени рядом с раненым. — Просто запомни. Все хорошие и правильные выводы ты сможешь сделать потом, с собой наедине. Я в тебя верю.