— Не знаю, получится или нет… Пойдем.
Мы зашли в мой кабинет, и Даниэла обратила внимание на тыльную сторону спинки кресла:
— Какое необычное. Звездочки, перечеркнутые кораблики… Что это?
— Это? Это самое дорогое кресло в мире. Садись в него, попробуем, — ну, а чем черт не шутит? Может с креслом, в котором я геройствовал, легче получится настроиться и передать мысли?
Села, закрыла глаза. Я встал за креслом и положил ей ладонь на лоб, прижимая голову к высокой спинке. Попытался передать первые дни воспоминаний. Хочу! Очень хочу, чтобы она видела! Начал вспоминать, как прилетало по беззащитным домам и госпиталям, как самолеты высыпали свой смертоносный груз на города… Даниэла застонала. Неужели, получается? Дальше стал вспоминать, как воткнул первый самолет в эсминец, как отправил домой французов, а затем и амеров, как заземлил двух стратегов, как порезвился на аэродромах…
— Уффф, устал. Как будто вагон разгрузил, — я убрал руку от разгоряченного лба девушки, отступая назад.
— Но как?!? — она изумленно распахнула глаза. — Как такое возможно???
Встала и в волнении зашагала по кабинету, я же свалился в кресло — и правда, устал.
— Корабли, самолеты… Сергей! Это невероятно! То, что я видела, это… это, — она остановилась и вдруг расплакалась, уткнувшись в свои ладони. — Это ужаааснооо…
Преодолевая слабость, встал и обнял девушку, пытаясь успокоить, она уткнулась мне в плечо.
— Эти бомбы! Эти ракеты!! Столько жертв!!!
— Тише, девочка, тише! Мы победим. Я верю, что все будет хорошо.
Она начала успокаиваться, всхлипывания стали затихать, плечи реже вздрагивать. Наконец она затихла и отстранилась. Отвернулась, пытаясь привести себя в порядок.
— Не смотри на меня, я сейчас некрасивая. Где у тебя туалет?
Показал направление. Да, что-то я переборщил с документальным кино. Но ведь получилось!
Вернулась через пять минут с покрасневшими глазами:
— Теперь понятно, почему на фронте стало тише. Может, они уже отстанут?
— Не обольщайся. Они доведут группировку до тысячи самолетов. В первом прогнозе это было в начале мая, но сейчас все убыстрилось. Думаю, они нагонят новых самолетов уже к середине апреля.
— Но ведь у них столько жертв! Может, они испугаются и остановятся?
— Единственное, чего они боятся — это огласки. Их можно и нужно побеждать на информационном поле. Чем больше вы будете показывать обломков самолетов и кричать о бесчисленных жертвах американских солдат и европейских союзников, тем быстрее их население начнет спрашивать своих вояк: а зачем это нам? Что, Сербия угрожает безопасности Америки или Франции? Почему за свободу косовских албанцев должны платить жизнями простые американские парни?
— Так вот почему НАТО очень просило не публиковать данные о погибших! Они предложили по своим каналам сделку: мы не кричим о жертвах среди солдат союзников, они не бомбят в Белграде мосты через Дунай!
— Обманут. Надо не слушать их, а кричать во все рупоры: американцы, вас здесь убивают! Чем больше шокирующих кадров, тем лучше. Когда Слободан Милошевич все же решится на большую передачу о жертвах, телевизионный центр в Белграде просто разбомбят. Даниэла, это очень серьезно. НАТО сейчас пока боится общественного мнения, надо дейстовать.
Она вычленила главное: — Что значит, пока?
— Не НАТО, а правительство. Правящая партия пока еще боится лишней огласки и поражения на Балканах. Североатлантический блок лишь инструмент в их руках. Ты помнишь, я ясновидящий? Я знаю будущее, я его видел. Сейчас Америка только учится формировать общественное мнение обманом и подтасовками. Если мы не справимся, империя лжи будет ползти на восток, пока не упрется в Россию. И им уже будет наплевать на общественное мнение. Так что я сейчас борюсь и за будущее своей страны.
— Ты думаешь, мы победим?
— Делай, что должен, и будь, что будет, — я пожал плечами. — Когда я вмешиваюсь в события, то вижу слишком много вариантов. Как будет на самом деле, я не знаю. Называю этот эффект «туманом войны». Так что с новым докладом я тебе сейчас не помогу. Я могу только давать целеуказания на скопления живой силы и техники в режиме реального времени.
— Поняла… Мне надо доложить отцу.
Увидев мой вопросительный взгляд, пояснила: — Не волнуйся, я помню. У меня теперь есть допуск к закрытой правительственной связи в посольстве.
Постояла в задумчивости, провела пальцами по звездочкам на спинке кресла.
— Мне пора. До свидания.
— До скорого, Даниэла.