Глаза стали ещё шире.
— Лэнфорд, — прокряхтел он судорожно всхлипывая. Дождь застилал ему лицо.
Том пригляделся к глазам и узнал его. Леонид Федотов. Они были в одном отряде под началом капитана Моури.
— Чёрт… — прохрипел Том. Его рука дрогнула и слегка опустилась.
— Почему?.. — кряхтел Леонид. — Почему?..
Этот же вопрос Том непрерывно задавал себе в голове.
— Потому что все мы просто инструменты, — прошептал Том. — Прости, брат.
Скорбный щелчок — и мучения Федотова закончились. Том выронил пистолет на землю, и тело его задрожало так, словно по нему прошёл ток. К горлу подступила тошнота. Не хотел. Он ведь не хотел!
Кревицкий подоспел через минуту со «Швейкой» в руках. Омываемый дождём, Том стоял на коленях возле спящего аэрокара. Спрыгнув с троса, Кирилл метнулся к водительской двери машины DARG-7.
— Отличная работа… — сказал он, усаживаясь на сухое кресло. — Ну же, давай, Лэнфорд, у нас нет времени! Нам нужно к твоей сестре!
Стиснув зубы, Том поднялся на ноги.
Глава 36. GAA
Когда включился свет, Мэри всё ещё спала. Она подняла тяжёлые веки. Слишком резко — свет въелся в глаза словно кислота. Зажмурившись, она потянула руку к лицу, но в запястье въелся холодный металл.
«О нет!». — Мысль заставила её подскочить и распахнуть глаза, несмотря на сонливость и дискомфорт от резкого света. Наручники снова приковали её к койке.
А ещё вокруг были люди: доктор Стивенсон и четверо охранников. Мэри смотрела на них с непониманием. Сколько времени? Она чувствовала себя такой уставшей, что не могла собрать мысли воедино.
— Как вы себя чувствуете? — сказал он. — Надеюсь получше, чем часами ранее, иначе мне придётся ввести вам успокоительное.
— Почему на мне… — Мэри вновь дёрнула руку, рассчитывая, что наручники от этого спадут.
— Потому что кончились ваши вольности. По-моему, это и так должно быть понятно.
— Почему? Что я сделала?
Доктор устало выдохнул и, сцепив руки за спиной, подошёл ближе.
— Все уже очень устали от ваших срывов, — холодно сказал он. — Что на этот раз? Вам не додали две ложки каши на ужин?
Мэри вспомнила все те видения, что мелькали перед глазами, когда она схватила Анну за руку, и внутри будто бы что-то разорвалось.
— Я всё видела, — прошипела она, оторвавшись от кровати.
Мэри не таила злобы. Её взгляд был устремлён на доктора, который продолжал держаться так, будто это скучнейший диалог в его жизни.
— Видели? — ухмыльнувшись уголком рта, переспросил он.
— Да, — заявила Мэри надрывающимся голосом. — Я знаю, что случилось с Кристиной… И знаю, что вы сделали с носителями некого импланта. Вы же работали тогда, да, доктор Стивенсон?
На лице доктора наконец отразился интерес. Несколько секунд он изучал её, а затем подал голос:
— Что за чушь вы несёте?
— Я ошиблась? Тогда спросите у доктора Анны! Она вам расскажет. — Шея налилась тяжестью, и Мэри пришлось рухнуть обратно на подушку. Это немного поумерило её пыл.
— Покрывая вас, доктор Колесникова и так слишком долго ездила по ушам руководству. Но вы не волнуйтесь. Больше такого не будет. С этих пор она отстранена от работы с вами.
— Что? — Теперь, после увиденного, Мэри не знала, как относиться к Анне. Доктор совершала страшные вещи, но она была добра с Мэри. Она столько всего сделала…
— Я думаю, вы правильно расслышали мои слова. Незачем повторяться. Теперь я — ваш непосредственный начальник.
Мэри тяжело дышала. Казалось, если бы не наручники, она вцепилась бы в горло этого учёного пресмыкающегося. Она ненавидела. Ненавидела всё, что её окружает, и всех, кто живёт в этом чёртовом мире.
Доктор в это время горделиво прошёлся по палате, и, нахмурившись, встал напротив незаконченной картины. Его губы расплылись в усмешке.
— Да-а, — выдохнул он. — Колесникова говорила, что вы рисуете Старый Мир. Настолько нелепой интерпретации я и представить не мог.
Мэри почувствовала укол в сердце. Там, на картине, между золотых пшеничных полей, рядом с простирающимся на много километров лесом, приютившим в себе самых разных животных, шумел не покрытый куполом город, где дикие люди в набедренных повязках нянчили потомство, занимались примитивным земледелием и ремеслом. Мэри любила этот приукрашенный мир, и ей было больно слышать слова Стивенсона. Это задело её настолько, что глаза налились слезами. Но она не заплакала, нет. По Старому Миру и так пролито достаточно слёз, с него давно уже хватит.