Мои дети гораздо человечнее и лучше, чем я.
Я заранее зарезервировала номер в гостинице, в которой раньше останавливалась, но почему-то еду к дому Шеймуса, чувствуя, что должна позволить детям увидеть его сегодня. Да что со мной такое? Наверное, это таблетки что-то делают с моей головой. Или, может быть, дети. Или воспоминания о бабушке всколыхнули во мне чувство вины.
Шеймус не знает, что мы едем к нему. Не знает, что я возвращаюсь. И не подозревает, что его жизнь скоро изменится к лучшему.
В девять часов вечера мы стучимся к нему в дверь. Я никогда не знала, что шок может быть счастливым. Его глаза устремляются к детям: они виснут на нем, а он крепко обнимает их.
Я не могу отвести взгляд от лица Шеймуса. Наверное потому, что последние несколько часов провела, ностальгируя по прошлому. Для меня время будто повернулось вспять. Я жду, когда его глаза встретятся с моими. Жду, когда он скажет что-нибудь милое. И поцелует меня.
Я бы сейчас все отдала за его поцелуй.
Все.
Но этого не произойдет, потому что он святой.
А я сука.
И все знают это.
Включая меня.
Шеймус
— Что вы тут делаете? — В моем голосе звучит надежда, хотя я уже давно понял, что она может стать опасным оружием в руках Миранды.
Все молчат. Дети смотрят на Миранду, будто она одна знает ответ на этот вопрос.
— Я переехала в Калифорнию.
Во мне снова поднимается надежда.
— Что это значит? — Мне так и хочется прокричать: «Просто скажи, что дети снова будут жить со мной!» Но я жду.
— Мы с Лореном разошлись. — Значит, он ее выгнал. Иначе бы она сказала, что бросила его.
Мне так и хочется тыкнуть в нее пальцем и громко рассмеяться в лицо, но я не желаю, чтобы дети видели, как я радуюсь чужой беде. Нам нужно поговорить с ней наедине, потому что если она не собирается делить со мной опеку или, что предпочтительнее, полностью отдать ее мне, то я выскажу все, что о ней думаю.
— Эй, ребята, почему бы вам не забрать из машины сумки? Можете ложиться сегодня в своей комнате, — говорю я им. Наплевать, если у Миранды другие планы.
Она не успевает даже открыть рот, как они выбегают за дверь и спускаются по лестнице.
У нас не очень много времени, поэтому я задаю ей вопрос, который до этого хотел прокричать:
— Просто скажи, что дети снова будут жить со мной! — Тихий голос не скрывает моей злости. Я раскрываю перед ней карты. У меня нет козыря в рукаве, хотя по другому с Мирандой нельзя. Но сейчас нет времени на игры. Я хочу, чтобы дети вернулись ко мне!
Я слышу, как захлопывается дверь в машине. Миранда оглядывается на стоянку, а потом снова смотрит на меня.
— Давай поговорим, когда они лягут спать?
Не скажу, что мне нравится мысль о том, что она задержится у меня в квартире, но если это даст мне шанс вернуть детей, то я сделаю все, что угодно. Я отхожу от двери, чтобы она могла войти.
— Хорошо. Мы поговорим, когда они лягут спать.
Сияющия и фальшивая Миранда устраивается на мягком и настоящем диване.
Дети заносят чемоданы, и я помогаю отнести их в комнату. Мы какое-то время болтаем, а когда Рори и Кира начинают зевать, достаем пижамы, чистим зубы и они отправляются спать. Я обнимаю и целую их и как только выхожу в коридор, мое счастье испаряется как дым. Миранда так и сидит на диване, как почти два часа назад. У нее в руке наполовину пустая бутылка вина. Наверное, купила его пока я был с детьми. Я не вижу стакана, значит она пьет прямо из горла. Увидев, что я вхожу в комнату, Миранда хлопает по дивану.
— Садись. — Она не пьяна. Миранда всегда дружила с алкоголем лучше, чем я.
Я сажусь на другой конец дивана, подальше от нее.
— Ты без трости? — удивленно спрашивает она.
Я киваю.
— Сегодня у меня хороший день, так что она ни к чему. Ко мне практически вернулась чувствительность, а боль появляется только если я перегружаю ногу. — Я замолкаю, поняв, что слишком уж разоткровенничался с ней.
Миранда протягивает мне бутылку вина.
— Выпей, Шеймус.
— Нет. — Как же приятно отказывать ей, даже в чем-то маленьком и незначительном.
— Ну, мне тогда больше достанется, — не обижаясь, отвечает она.
Мне становится горько от того, что приходится сидеть с ней рядом, поэтому я встаю, иду на кухню и выпиваю рюмку текилы, за ней еще одну, а потом достаю из холодильника два пива — оба для себя — и возвращаюсь к ней.
— Помнишь, когда мы только начали встречаться, ты писал мне любовные письма? — Миранда говорит со мной, но не смотрит на меня. Ее взгляд заволокла пелена воспоминаний.
— Я не хочу говорить об этом.
Она откидывает голову на диванную подушку, а потом поворачивается ко мне. Алкоголь расслабил ее, и теперь я вижу морщины у нее на лбу и в уголках глаз.
— Почему нет?
Я делаю несколько глотков пива и только после этого отвечаю:
— А смысл? Нам нужно поговорить о детях.
Миранда сгибает ноги в коленях и кладет их на диван.
— Я к ним и веду. Все началось с любовных писем. — Странно, я думал, что она будет вести себя раздражительно и нагло, но Миранда говорит вполне мирно и разумно, что меня слегка пугает.
— А закончилось документами о разводе. — Я делаю еще один глоток и тычу в нее горлышком бутылки. — Ах да, а еще тем, что ты начала трахаться со здоровым мужчиной. Давай не забывать об этом.
Она тоже делает глоток вина
— Я была неправа и совершила много ошибок.
— Это точно. — Я чувствую, как сжимается горло. Мне так и хочется напомнить ей об аборте. У меня внутри все трясется от злости. Но сначала нужно решить вопрос с опекой.
Миранда моргает несколько раз, но ничего не отвечает.
Я поворачиваюсь и с отвращением смотрю на нее. Ну как можно быть настолько уродливой внутри? Я не знаю, что еще сказать ей, потому что в моей голове крутятся лишь осуждение и оскорбления. Но они ничего не изменят. Я качаю головой, а губы, словно сами по себе, произносят:
— В чем дело, Миранда?
По ее щекам начинают катиться молчаливые слезы. Она никогда не плачет. Миранда всегда бесчувственная и холодная.
— Я сожалею.
— Твое сожаление ничего не изменит, — с тихой злостью отвечаю я. Ненавижу ругаться шепотом. Не то, чтобы я был любитель покричать, но это помогло бы мне выпустить пар.
— Думаешь я сама этого не знаю, Шеймус?
Я поражен. И не верю ей.
— Нет. Не думаю, что знаешь.
— Я принимаю антидепрессанты.
Я пожимаю плечами.
— Ты оставила меня опустошенным, Миранда. Уничтожила меня. Я не могу и не хочу испытывать к тебе жалость. Ты не заслуживаешь моего сочувствия. — Я замолкаю, а потом, не в силах сдержаться, добавляю: — Черт побери тебя и все твои неправильные решения.
Услышав это, Миранда хлюпает носом и вытирает его тыльной стороной руки.
— Ты бы так не говорил, если бы все знал.
Ни секунду не хочу больше ее слушать. Я встаю.
— Тебе пора. Иди домой.
— Я не в состоянии садится за руль, — возражает она.
Я знаю это.
— Вызови такси. Мои дети останутся там, где и должны быть. — Не дожидаясь возражений, я захожу в свою комнату, хватаю подушку и одеяло и устраиваюсь на полу перед детской спальней. На случай, если она попытается выкрасть их до того, как я проснусь. Знаю, я параноик, но они только что вернулись домой. И я не собираюсь их снова терять.
Глава 49
Я, черт возьми, устал уродовать свой мир
Шеймус
Настоящее
— Прости, папочка, — будит меня маленькая девочка, одновременно наступая ногой на щеку.