— Ты такая красивая. — У меня вспыхивает лицо. Быть красивой лучше, чем хорошенькой. Мама говорит, что когда я вырасту, то стану красавицей и мужчинам будет наплевать, что я не такая умная, как остальные девочки.
Мы снова целуемся, и он снимает с себя футболку. У него на груди растут волосы, но мне нравится касаться их. Они такие мягкие и в то же время колючие, как коврик в ванной, об который я вытираю ноги, когда выхожу из душа. Он просит меня коснуться его пениса. Я не хочу смотреть на него, но прикасаюсь. Дэн издает такой звук, будто только что откусил шоколадное пирожное и оно оказалось самым вкусным в его жизни. Мне это нравится. И теперь я хочу посмотреть. Я уже видела член. Однажды к маме пришел друг, но я не знала об этом и когда зашла без стука в ее спальню, то увидела член друга. Теперь я всегда стучусь.
Но у Дэна пенис больше, чем у того мужчины. Он очень большой и выглядит таким злым. Я говорю ему об этом, но Дэн улыбается и отвечает, что он не злой, а счастливый благодаря мне.
Мы снова целуемся и когда его рука оказывается между моих ног, я трусь об нее. Низ живота скручивает вновь, а промежность начинает покалывать.
А потом он ложиться на меня и просит расслабиться, но я не понимаю зачем, ведь я итак расслаблена.
Внезапно я чувствую боль и жжение, будто что-то разрывает меня на части.
— Больно! Больно! Прекрати!
Дэн что-то тихо шепчет мне на ухо. Его голос все еще звучит так, будто он ест лучшее шоколадное пирожное в своей жизни.
— Шшш. Все в порядке, Джейн. Больно только в первый раз, а потом тебе будет хорошо, очень хорошо. Обещаю.
Я пытаюсь не думать о боли. Как в тот раз, когда мама выпила слишком много пива и прижала горячий утюжок для завивки волос к моей руке. Ожог болел долго, но я старалась не думать о нем, так как знала, что мама не хотела причинить мне боль. Она сама мне это сказала.
Вскоре боль прекращается, как Дэн и говорил. Его бедра начинают двигаться быстрее, и он продолжает говорить мне какая я красивая. А потом рычит, как животное и кричит: «Фак». После чего внутри меня разливается что-то теплое.
Когда Дэн скатывается с меня, моя пися принимает прежний размер.
— Сходи в ванную и приведи себя в порядок, — говорит он.
Я не понимаю зачем пока не встаю с кровати. В этот момент происходит две вещи: я вижу кровь на простынях, а когда начинаю идти, то чувствую, как по бедрам что-то течет. И то, и другое, пугает меня.
После того, как я привожу себя в порядок и одеваюсь, Дэн уходит. Он просит никому не говорить о произошедшем, иначе у него будут неприятности. Потому что люди не поймут, насколько я особенная для него.
Мне нравится, что он называет меня особенной.
Я никому не скажу.
Да мне и не с кем говорить, кроме мамы.
***
Каждую среду Дэн провожает меня домой.
Каждую среду мы целуемся и занимаемся сексом на моей кровати.
Мне больше не больно.
Иногда Дэн надевает на член «резинку». Так он ее называет. Иногда нет, потому что «без нее лучше».
Он говорит, что я его девушка.
Но это секрет.
Как и то, что мы проводим время вместе.
***
Все неделю меня тошнит. Мама не заставляет меня ходить в школу и разрешает оставаться дома пока она на работе. Я сплю на полу в ванной комнате, чтобы не бегать каждый раз, когда мне будет плохо. Мне не хочется есть.
В среду после обеда приходит Дэн. Но, увидев, что мне плохо, уходит.
***
Мама отводит меня в больницу. Там мне прокалывают руку иглой и наполняют кровью стеклянную пробирку. Мне не нравится. Это больно. А еще они заставляют меня пописать в пластиковый стакан. Это мне тоже не нравится.
Медсестра измеряет температуру и задает вопросы, а потом уходит.
Мы с мамой долго ждем доктора. Он какой-то неприятный и не нравится мне.
Доктор проверяет мои уши, горло, слушает сердце и задает те же самые вопросы, что и медсестра.
А потом раздается стук в дверь, и какая-то женщина вручает ему бумаги. Она приятная. Мне хочется, чтобы она осталась, а он ушел. Доктор заглядывает в бумаги и быстро изучает их.
После чего смотрит на маму и говорит:
— Она беременна. — Интересно, о ком это он. Только взрослые могут забеременеть. Так сказала мама, когда я спросила ее, откуда берутся дети. «Когда ты вырастешь, то выйдешь замуж и родишь детей». Но я еще не выросла. И не вышла замуж.
Мама смотрит на меня; ее глаза недовольно сверкают. Мне страшно.
— Ты занималась сексом, Джейн? — Секс — это наш с Дэном секрет. Она не должна ничего о нем знать.
Я очень быстро мотаю головой. Я в курсе, что врать нельзя. «Ложь — это грех», — говорит мама.
— Ложь — это грех, Джейн. Не ври, иначе Господь накажет тебя.
Я молча сижу, ожидая, когда на меня обрушится гнев Господа или мамы. Мне не хочется ни того, ни другого.
—Я должен осмотреть ее. Вы предпочтете остаться или выйти? — говорит доктор.
— Я останусь, — произносит мама. Но по ее голосу и не скажешь. Скорее, ей хочется ударить меня ремнем, который висит в ее шкафу.
Врач просит меня снять нижнее белье и лечь на стол, а сам настраивает какие-то штуковины, которые выглядят как рожок мороженого на конце. Я делаю, как он говорит. Доктор надевает перчатки, достает из ящика пакет и разрывает его. Я не вижу, что внутри, но слышу, как он кладет что-то на небольшой металлический поднос, который стоит рядом с ним. Мне не нравится этот звук. Он слишком громкий.
Мужчина поднимает по очереди мои ноги и кладет их в рожки мороженого.
Когда он просит меня подвинуть бедра ближе к нему, я перестаю улыбаться и думать о мороженом.
— Нет, — восклицаю я. Он увидит, что у меня под платьем, а я этого не хочу.
Я слышу, как они с мамой вздыхают. У мамы это выходит зло, как когда она цитирует Библию перед тем, как наказать меня: «Я накажу мир за зло, и нечестивых — за беззакония их». Его же голос звучит раздраженно, как у моей самой нелюбимой учительницы, когда я говорю, что не понимаю ее вопросы.
— Я не смогу осмотреть тебя, если ты не придвинешься ближе и не согнешь ноги.
Я не хочу, чтобы он осматривал меня. Но мамин взгляд говорит, что она в ярости и мне лучше делать то, что просят.
Я пытаюсь не думать о происходящем и выполняю требование доктора. У меня трясутся колени, когда он раздвигает их. И я ничего не могу с собой поделать.
— Прекрати трястись и дай ему осмотреть себя, — рявкает мама. Таким голосом она обычно отправляет меня в комнату, когда к ней приходят мужчины.
И тогда я начинаю плакать, задерживая дыхание, чтобы не издать ни звука. Только слезы текут по лицу.
Перчатки доктора холодные и мокрые. А мои слезы настолько горячие, что я крепко зажмуриваюсь.
— Ты можешь почувствовать неудобство, — произносит мужчина.
Я не понимаю, о чем это он, пока внутрь меня не проскальзывает что-то, похожее на ложку. Она холодная, но я не чувствую никакого неудобства. А потом он что-то делает и мне становится больно. Доктор, вы большой обманщик. Такое ощущение, будто он раздвигает меня изнутри.
Когда мужчина вытаскивает ложку, боль прекращается. Зато он засовывает в меня пальцы. Мне хочется вырвать. Только Дэн может дотрагиваться до меня там. Я сглатываю, пытаясь сдержать тошноту.
— Все нормально. У нее есть гинеколог? — Он разговаривает с мамой, будто меня и нет в кабинете.
— Я запишу ее к своему, — отвечает мама.
Доктор уходит.
— Одевайся. Я буду ждать тебя возле регистратуры. Тебе нужно сдать много анализов. — Мои глаза все еще закрыты, но я вижу ее злость. Она ярко-красная, как огонь.
Не переставая плакать и дрожать, я натягиваю на себя одежду.
Все обратную дорогу мама молчит. Я знаю, что она приберегает злость и ярость до дома. Дом — единственное место, где она позволяет себе срываться на мне. И это всегда больно.
Я не говорю маме, что у меня был секс с Дэном. Я пообещала ему, что никогда и никому не расскажу об этом. А у меня хорошо получается хранить секреты.
***
В следующую среду, когда Дэн приходит ко мне домой, я говорю ему, что беременна. Он выглядит удивленным. У него бледнеет лицо, как у мамы в прошлом году, когда я рассказала ей, что съела четыре ее особых брауни. Мы идем в комнату и целуемся несколько минут, а потом он встает и просит меня встать на колени. Я так и делаю. Дэн говорит мне открыть рот. Я подчиняюсь. Он засовывает член мне в рот. Я начинаю задыхаться, но он все повторяет: