На станции царит оживление, завтра начнут сажать на корабль старую смену и сезонников. Трубопровод готов, но топливо не идет, считают, что где-то в трубах осталась снежная пробка. Ее ищут, но пока безуспешно.
Решаем сменить место погружений: часто бывает так, что на расстоянии нескольких километров население дна очень сильно различается. Поедем на танкер, он стоит у крутого берега, глубина, судя по карте, довольно большая. Возможно, удастся спустить с судна шлюпку и погрузиться с нее. Вдоль трубопровода — он протянулся на 3 километра — взад и вперед бегают вездеходы, копошатся люди. Большую часть разборных труб заменили сплошным капроновым шлангом, но горючее не идет по-прежнему.
Попутный вездеход, на котором едет начальник экспедиции Д. Д. Максутов, подбрасывает нас к танкеру. На крутой берег брошена веревочная лестница — штормтрап. С трудом перелезаем на корабль, нагруженные четырьмя аквалангами, грузами, рюкзаками с костюмами и множеством всяких мелких вещей: банок, скребков, ножей, веревок, перчаток — много требуется для всего лишь четырех погружений. Принимают нас так, как библейский отец принимал своего блудного сына. Правда, тельца не режут, видимо, за отсутствием такого, но кормят нас обедом, а вместо шлюпки предлагают спустить парадный трап. Взамен просят посмотреть, целы ли боковые кили судна, его, говорят, стукнуло о лед. Выслушиваем неизбежные разговоры о косатках, которые только вчера ходили рядом с кораблем, осматриваем море в бинокль, но ничего не замечаем. Потом спокойно переодеваемся в теплом машинном отделении — это совсем не то, что продуваемая ветром фанерная будка. Спускаемся к воде по парадному трапу. Солнца нет, и очень холодно, капли воды на снаряжении и костюмах почти мгновенно превращаются в лед, а вытащенная из воды веревка обледеневает и перестает гнуться. Только под водой, как всегда, ветра нет.
Надо мной громадный — его длина более 100 метров — танкер, гигантское двадцатиметровой ширины днище с выступающими килями покрыто обшарпанной краской и каким-то налетом. Внизу просвечивает грунт. Осматриваю боковые кили, — они целы, и опускаюсь вниз, на дно. Вода сероватая, но достаточно прозрачная и видно хорошо, Донное население несколько напоминает то, что было в Мирном, до глубины 8—10 метров опускается ледяная стена, потом начинается крутой скалистый склон, покрытый коричневыми диатомовыми водорослями. Погружаюсь глубже и попадаю в необычный мир. Разнообразие животных не поддается никакому описанию: камни сплошь покрыты известковыми трубками больших червей, множество различных морских звезд, моллюски, странные организмы, которые я не могу определить даже до типа, морской паук сантиметров сорок диаметром. Все дно кишит жизнью, организмов не меньше, чем в самых густонаселенных местах у Мирного. Примерно половину животных мы еще никогда не встречали, но здесь нет и следа крупных водорослей, которые образуют целые леса всего в 3–4 километрах отсюда. Лихорадочно хватаю животных, и всего через несколько минут обе сборочные сетки наполнены до краев. Погружаюсь глубже — число животных все увеличивается, крупные черные голотурии торчат из ила между камнями, тончайшие стержни кораллов поднимаются вверх, между ними ползают яркие желтые и красные моллюски. Сознаю, что не только за четыре погружения, но даже за неделю самой интенсивной работы здесь невозможно собрать сколько-нибудь полный материал, не говоря уж о количественном исследовании. На глубине 35 метров прекращаю спуск: склон оканчивается и начинается ровное илистое дно, на котором почти не видно животных. К тому же запас воздуха в баллонах подходит к концу, у нас теперь нет возможности заряжать акваланги до полного давления, с каждым перепуском из большого баллона давление все снижается и снижается. Нагруженный двумя полными сетками и захватив еще несколько новых крупных морских звезд, выбираюсь наверх.
У Грузова буквально глаза лезут на лоб при виде добычи, и пока мы перекладываем сборы, вокруг собирается немалая часть команды. Действительно, можно только поражаться, что здесь, где на поверхности нет ничего, кроме льда и голых камней, подводный мир населен такими разнообразными красочными, как будто выдуманными художником-абстракционистом, животными.
Жене не терпелось увидеть все своими глазами, он торопливо надел акваланг и исчез под водой. Он плавал недолго, запас воздуха в дыхательном аппарате был невелик, но тоже нашел немало интересного, а его впечатления в основном совпадали с моими. Сменив акваланги, спустились еще по разу, стараясь подробнее изучить более глубокую часть склона, и потом, чувствуя, что здесь мы только прикоснулись к полному тайн подводному миру, перетащили снаряжение назад на берег. Нам повезло: прямо на станцию шел тягач с грузом мяса, и через какие-нибудь 20 минут мы уже сидели в балке, разбирали материал и записывали наблюдения.