Женя снимает штормовку, меховой жилет и начинает надевать груза и акваланг. Неожиданно, когда он поворачивается к нам спиной, мы видим огромную дыру в резине костюма. Заклеить ее на морозе невозможно, а возвращаться на корабль и идти снова нет времени. Подходим к борту, лебедка поднимает шлюпку, и вскоре «Обь» выходит на морские работы. Вечером корабль останавливается: море почти сплошь покрыто молодым льдом, невозможно опустить за борт приборы, а время есть — поезд все еще не двинулся с места. Это уже вызывает общее беспокойство: там у них продукты подходят к концу. Завтра к поезду полетит самолет, но что он сможет сделать в сплошной метели? В глубине материка пурга, но на побережье ночь безветренна. Ярко мерцают звезды, временами небо озаряют сполохи южного полярного сияния.
Утром видим, что тихая ночь не прошла бесследно: на море больше нет открытой воды, все покрывает сплошной молодой лед — ровный, блестящий и гладкий, толщиной сантиметров десять-двадцать. У острова Адамса нам поработать не удастся, корабль не подойдет вплотную, так как нет карт, шлюпке не пробиться через лед, а пройти пешком еще нельзя, лед слишком тонок. Наши работы в Антарктиде закончены. Самолет слетал к поезду и обнаружил необычную вещь: тот стоял в пологой ложбине километров тридцать шириной, по которой несло снег даже тогда, когда кругом было безветренно и солнечно. Теперь стало ясно, что ждать осталось недолго, 15 километров можно пройти в любую пургу, а дальше была прекрасная погода и размеченный вехами путь. Спустя несколько часов машины вышли из пурги, и отплытие стало делом часов, а не дней.
На следующий день — последний день в Антарктике — «Обь» остановилась в море недалеко от Мирного. Впереди виден пологий белый купол материка. К нему приковано общее внимание. Погода хорошая, тихо и ясно, все всматриваются туда, ожидая, когда же появятся машины. Бинокли переходят из рук в руки. Но вот уже можно различить чуть заметную точку, потом она распадается на несколько отдельных пятнышек — это идут машины. Все ближе, ближе, их уже можно сосчитать. Километрах в пятнадцати от Мирного они останавливаются в последний раз, чтобы собраться и вместе вернуться на станцию. Не проходит и трех часов, как «Обь» подходит к берегу, по штормтрапу спускаются с ледяного барьера участники экспедиции, вернувшиеся с поездом. Судовое радио передает последнее коммюнике: «Санно-тракторный поезд находится в Мирном. Начальник поезда Теплинский и водители на борту «Оби». Отход судна через час».
На барьере собираются почти все остающиеся в Антарктиде зимовщики, мы толпимся на палубе. Гремят выстрелы салюта, ракеты с шипением шлепаются на лед. Прощай, Антарктида, теперь остается только обратный путь. Ломая молодой лед, корабль отходит от берега; чистой воды уже нет, и видно, как задержавшееся в прибрежье стадо китов одним с нами курсом спешит в открытое море. Чтобы вздохнуть, они проламывают тонкий лед головой. Еще два дня чувствуем себя в Антарктиде, судно медленно пробирается среди ледяных полей и, наконец, выходит в открытое, свободное ото льда море.
Обратный путь удивительно похож на наше плавание в Антарктиду. Снова айсберги, шторма, альбатросы — все это проходит перед нами, но уже в обратном порядке. Но если условия ничуть не изменились с тех пор, как мы плыли в Антарктиду, то общее настроение сильно отличается от того, что было полгода назад.
Теперь дело сделано и можно отдохнуть, даже пошевелиться не хочется, и я с трудом заставляю себя взяться за перо и бумагу: к концу плавания нужно представить предварительный отчет о проведенных работах. Однако обнаруживается, что за делом время проходит быстрее, чем в томительном безделье, и после четырех дней отдыха я снова начинаю регулярно работать.
Холода кончились за один день, на подходе к Кейптауну впервые после Антарктиды пробилось солнце, стало тепло, а на следующий день палубу уже усеяли загорающие: после Антарктиды приятно отогреться на солнцепеке. Начали чистить и красить судно, в этих работах участвует и вся экспедиция, но так как для нас смена длится всего 2–3 часа, это никого особенно не затрудняет. Снова мы в тропиках с их спокойным морем, редкими и бурными теплыми ливнями, солнцем прямо над головой, летающими рыбами и удивительным однообразием медленно проходящих дней. Малейшая неожиданность превращается в событие: как-то раз, когда мы лежим на корме корабля и жаримся на солнце, впереди по курсу показывается какое-то бурое, обросшее бревно или ящик. Приближаемся, и внезапно «ящик» выставляет из воды голову и ласты, потом ныряет — это большая морская черепаха. Тут уж все начинают следить за морем и вскоре замечают еще двух или трех черепах.