Я взял смелость поставить моему любезному хозяину еще один щекотливый вопрос: как отнеслись бы высшее командование и Адмиралтейство к возможному бою вблизи неприятельских берегов. Но как раз в эту минуту вошел начальник штаба, и флаг-офицер сообщил, что обед подан. Мой вопрос остался без ответа. В конце обеда я повторил его в более осторожной форме. На этот раз адмирал осведомился с большим интересом, не хочу ли я еще мороженого, и после этого уклончиво пояснил, что в таких случаях нужно сообразоваться со всеми условиями обстановки. Это и раньше было для меня ясно, и я не имел вовсе намерения затрагивать тактическую сторону вопроса, о которой невозможно что-либо сказать вперёд. Меня интересовала исключительно основная линия стратегии, которой подчинялись все операции на море. Я возразил поэтому, что одни демонстрации нас не подвинут вперед, враг скоро к ним привыкнет и перестанет их бояться. Приближается момент для серьезных операций в Балтийском море. Заливы начинают освобождаться от льда, и к концу месяца спадет весеннее половодье на Двине, что откроет возможность наступления вдоль ее берегов. Приближается опасность, что немецкая армия при поддержке флота в Балтийском море предпримет наступление на северо-восточном фронте. Командующий флотом продолжал угощать меня вкусным десертом, и только начальник штаба адмирал Медден счел долгом заметить, что враг весьма опасается английской высадки на Ютландском берегу и что поэтому наши демонстрации производят особенно сильное впечатление.
В то время, т. е. 6-го мая, мне казалось, что все эти рассуждения были только словами, которые прикрывали нежелание предпринять более решительные операции в Скагерраке. С ними был связан, несомненно, больший риск, так как флот после морского боя в этих водах на обратном пути к своим базам мог подвергнуться опасности от мин заграждения и торпедным атакам немецких подлодок.
Месяц спустя после этого разговора демонстрация флота в Северном море в еще большем отдалении от неприятельских берегов привела противников к большому сражению, так называемому Ютландскому бою. Выходило, что адмирал Джеллико был прав в своем утверждении, что немецкое морское командование было особенно чувствительно ко всякого рода демонстрациям в нейтральных водах между Норвегией, Швецией и Данией. Именно в этих водах Германия имела важные пути сообщения с нейтральными странами, откуда, хотя и редко, но все же доставлялись морем сырье и жизненные продукты в ее блокированные порты. Это был один из немногих путей, через которые центральные государства, истощенные блокадой, черпали новую жизненную силу. Демонстрации Гранд Флита на морских путях сообщения со Скандинавией затрагивали очень чувствительное место и должны были рано или поздно принудить германский флот к решительным операциям в Северном море.
Дни перед боем.
Вторая половина мая изобиловала туманной погодой. Неприятельские подводные лодки использовали это время для операций против баз флота в Шотландии. 16-го мая мы пришли в Скапа-Флоу. С первого же дня стали поступать со сторожевых судов и наблюдательных пунктов донесения о присутствии подлодок. Были приняты усиленные меры защиты. Было выставлено еще больше сетей со стеклянными буями перед входом в бухту, а сторожевая охрана усилена паровыми катерами с больших судов, причем их вооружили пулеметами крупного калибра и снабдили особыми противолодочными бомбами. Бомбы эти были двух сортов: одни сравнительно легкие (6,5 килограммов взрывчатого вещества) буксировались по воде и взрывались с катера электрическим током, другие были тяжелые глубинные бомбы, которые, будучи брошены, автоматически взрывались на заданной глубине. Некоторые суда спускали вечером противоторпедные сети. Большие корабли не имели этих сетей, поэтому, чтобы защитить хотя бы средину их корпуса, к ним ставились на ночь вдоль борта грузовые пароходы. Мнения на счет пользы противоторпедных сетей несколько раз менялись в течение войны. В начале войны их сняли с судов, так как опасались, что в бою они могут быть разбиты снарядами и намотаться на винт корабля. Когда же флоту пришлось базироваться в неустроенных и мало защищенных рейдах Скапа-Флоу, Кромарти и Розайт, сети были опять приняты на некоторые корабли. Лишь в мае 1916 года их окончательно отменили.
Состязания в боксе. Весной 1916 года свободное время на Гранд Флите усиленно посвящалось практике бокса, так как в июне должен был состояться матч на приз флота. Мне пришлось присутствовать на двух состязаниях: одно шло между командами, другое между офицерами. Происходили они на особой эстраде, на палубе «театрального» парохода «Gurko». Первое состязание было устроено между матросами 1-ой эскадры. По этому случаю «Gurko» был ошвартовлен вдоль борта нашего флагманского корабля «Marlborough». Для офицеров были устроены места на командирском мостике парохода, а палубы, мачты и все надстройки «Gurko» и «Marlborough» были сплошь заполнены матросами. Кочегарная команда особенно удобно разместилась в беседках, подвешенных к трубам дредноута. Боролись искусно и смело. Шутливые выкрики и взрывы одобрения зрителей еще более подзадоривали бойцов. Мне доподлинно неизвестно, можно ли тренировкой закалить против ударов внутренние органы, как например, сердце и легкие; но большинство боксеров вовсе не ограждали свое тело от ударов, а сосредоточивали все внимание на защите лица. Нужно думать, что с течением времени все части тела приучаются переносить сильные удары. Известную роль при этом играют набитые шерстью перчатки для бокса, но и они не могут помешать силе и жесткости ударов. Старший адмирал Гранд Флита Верней сам в молодости занимался боксом. Он с интересом следил за состязаниями и делал замечания по поводу малейших подробностей борьбы.
Второе призовое состязание в боксе, на котором я присутствовал, происходило между офицерами 4-й эскадры. Офицерский бокс был более редким зрелищем и поэтому привлекал особый интерес. Участники были преимущественно мичмана, гардемарины и молодые лейтенанты. Выступали, однако, также двое старших лейтенантов в возрасте около 35 лет, несколько инженер-механиков и один казначей. Боролись «до последнего дыхания». Изрядно расквашенная физиономия еще ровно ничего не значила. Необходим был нокаут, чтобы противник потерял сознание или, по крайней мере, способность стоять на ногах.
На этих состязаниях было пролито еще больше крови, чем на боксе матросов. Причиной этого могло быть то, что офицеры меньше практиковались. Однако спортивный дух и темперамент оставались от начала до конца образцовыми. Слабейший партнер получал иногда жестокие удары – зубам, носу и голове изрядно доставалось, но лицо сохраняло обычную улыбку, и не было ни одного случая, чтобы кто- нибудь без ожесточенной борьбы признал себя побежденным. Дважды один из противников выносился без сознания с эстрады и приводился в чувство врачом. Зрители знали всех боксеров по именам. В особенности матросы долго и рьяно аплодировали не только победителю, но и побежденному, если он показал хорошую выдержку. Главным судьей был адмирал Арбетнот – превосходный руководитель состязаний. Всю жизнь свою он был страстным спортсменом и остался таким до самой смерти, о близости которой никто тогда не подозревал. Арбетнот погиб неделю спустя в Ютландском бою вместе со своим флагманским кораблем «Defence».
27-го мая и 1 -ая эскадра вышла на артиллерийскую стрельбу боевыми снарядами. Корректировка велась с привязных аэростатов, змейкового образца, недавно привезенных в Скапа-Флоу. Они буксировались авиатранспортом «Campania», перестроенной из пассажирского парохода. Аэростаты отлично следовали на буксире на высоте 300 метров, несмотря на то, что эскадренный ход был 18 узлов. К ним были приданы еще два гидросамолета. Это была наша первая стрельба с воздушной корректировкой. Система переговоров флагами была насколько возможно упрощена, но все же сигналы доходили к нам слишком поздно и не могли служить для исправления прицела следующего залпа. Из этого первого опыта можно было, однако, убедиться, что впоследствии, с усовершенствованием системы сигналов, воздушное наблюдение принесет большую пользу для корректировки артиллерийских стрельб флота. Наши залпы из пяти крупных орудий, по одному из каждой башни, производили очень сильное сотрясение всего корпуса корабля. Флагманский артиллерист пояснил мне, что в свое время делались опыты одновременной стрельбы из всех десяти крупных орудий, но результаты получились отрицательные. Сотрясение бывало столь сильно, что происходили поломки технических средств, приборов и устройств, а также ушибы и ранения личного состава.