Произведена оценка продовольственной документации с позиции санитарно-гигиенических норм. При этом выявлен ряд существенных замечаний, как по количественному, так и по качественному составу рациона:
— перенасыщенность пищевого рациона животными белками и жирами и даже без учета консервации с предыдущего сезона.
Закуплено:
— молочных продуктов (консерванты молока, сыр, творог и т.д.) 500 гр. на человека в неделю, т.е. в два раза ниже физической потребности и без учета специфики труда ряда специальностей;
— овощных консервов: фактически по одной банке неочищенных томатов, зеленого горошка, кабачковой икры на человека на весь сезон;
— совсем плачевно дело обстоит с фруктами: одно яблоко на человека в неделю, два стакана сока в неделю. Одна бутылка минеральной воды на человека в три недели. Приводить нормативы потребности в них в условиях гиповитаминизации и деминерализации воды, бессмысленно, она в десятки раз превышает созданные возможности;
— сухофрукты, сиропы, банки компота использовались для приготовления третьих блюд, чаще символически, т.к. количество их в несколько раз ниже потребностей;
— из свежих овощей — только картофель и лук;
— рыба — филе хека, сельдь — 7 гр. на человека в неделю. Слабая компенсация развившегося дефицита фосфорорганических соединений.....
Поэтому, с позиций санитарно-гигиенических, снабжение базы продуктами вынужден признать неудовлетворительным, а жалобы и претензии авиаотряда обоснованными. При контроле за качеством приготовления пищи на камбузе у медслужбы замечаний нет. Диспропорции нормального рациона питания, исходя из вышеуказанного, могут приводить к нарушению различных физиологических показателей (например, уже указанные в справке показатели гемодинамики), а также к заболеваниям со стороны желудочно-кишечного тракта, центральной нервной системы, к гиповитаминозам.
С материалами и выводами ознакомлен начальник базы.
23 февраля 1989 г. старший врач базы, кандидат медицинских наук (Жуков В. А.)».
Думаю, такой документ в комментариях не нуждается, а его копия была направлена в отдел полярной медицины ААНИИ.
Столь неприглядная обстановка сложилась в этой экспедиции по двум основным причинам: средств на нее выделено было мало, суда пришли поздно, а работать мы начали очень рано. Сезон затянулся. Раньше на полевых базах проблем с питанием никогда не случалось. Авиационная медицина практически не занималась этими вопросами. Основной ее заботой было освидетельствование летного состава во ВЛЭК, ЦВЛЭК и «ликвидация» последствий ухудшения здоровья путем лечения в стационарах и санаториях.
Еще в начале сезона остро встал вопрос о переброске людей на разные станции, базы, полевые «точки». При наших ограниченных возможностях выполнить ее было действительно сложно. И даже с приходом морских судов эта задача оставалась трудно решаемой, экспедиция напоминала разворошенный муравейник. То расходилась по Антарктиде мелкими группами, то концентрировались на станциях и базах. Не проходило двух недель, как этот муравейник опять начинал расползаться. Если в середине сезона такое перемещение людей было обычной оперативной работой, то к его концу она стала одной из главных, потому что подошло время отправлять участников экспедиции из Антарктиды. В 34-й САЭ не было пассажирского судна, способного принять на борт до 300 человек, и все надежды на вывоз нас домой легли только на самолет Ил-76ТД и на экспедиционные суда, доставлявшие людей в Буэнос-Айрес к рейсам Аэрофлота. Но и там не все шло гладко.
Одну небольшую нашу группу на судне даже вернули к берегам Антарктиды. Длиннющие радиограммы шли потоком — с указанием фамилий, имен, отчеств и занимаемых должностей. Мы их стали называть «простынями».
«Возможности посадки пассажиров на суда при плавании в открытом океане ограничены наличием спасательных средств. Количество мест, выделенных на судах, соответствует этим ограничениям. При их превышении суда лишаются, по крайней мере, возможности захода в иностранные порты. Прошу принять все меры для эвакуации персонала «Дружной-3» самолетами». Это всего лишь одна радиограмма из множества...
Все правильно. Судно может взять много груза, но не людей. На море свои незыблемые законы и правила, и одно из них гласит: количество людей должно соответствовать наличию спасательных средств. В то же время каждый начальник отряда, руководитель группы старался до последних дней сохранить свой состав на работе. Поэтому к руководству экспедиции шли просьбы, предложения, требования... Суть их сводилась к одному: нам все равно, на чем уезжать из Антарктиды, на самолете или на корабле, дайте только подольше поработать. Можно лишь удивляться недюжинным способностям начальника сезонной экспедиции Сергея Михайловича Прямикова, который четко и точно решал эти проблемы. Он обладал аналитическим умом, способным держать в памяти огромное количество информации, нужную из которых он мог «достать» оттуда в любое время дня и ночи.
К его чести он практически «не давил» на меня, «выбивая» какие-то нужные «науке» полеты, поскольку хорошо понимал специфику работы авиации в высоких широтах, знал основные руководящие и регламентирующие документы. Лишь однажды мне пришлось, скрепя сердце, отвечая на его грозное «Почему?!», дать радиограмму объемом в несколько страниц. В ней я объяснял свое решение по одному из спорных вопросов и напомнил ему:
«Являясь Вашим заместителем по авиационному обеспечению, считаю правильным при планировании авиаработ вопросы выполнения полетов согласовывать со мной или моими непосредственными авиационными начальниками. Прошу при будущей совместной работе в сезоне 34-й САЭ в целях обеспечения безопасности полетов давления на нас не оказывать. Авиаторы в этом сезоне делают все возможное для выполнения планов САЭ, несмотря на большие трудности и недостатки в обеспечении авиации».
Выполнение любых полетов неразрывно связано с их безопасностью. Портились ли наши взаимоотношения в ситуациях, описанных выше? Ни в коем случае! Сохранялось взаимное уважение и доверие. Мы делали одно дело. А проблема вывоза людей на Родину стояла до самого завершения работ.
О нашем «комиссаре»
Все устали не только физически, но и психологически. Редкие телеграммы из дома не могли полностью компенсировать ощущение оторванности от Большой земли. Но мы не были лишены Родины, всех событий в мире, каких-то маленьких радостей благодаря усилиям заместителя командира отряда по политико-воспитательной работе Виктора Александровича Александрова. Его энтузиазм помогал нам в течение ряда лет создавать небольшие библиотеки на полевых базах. Он собирал и привозил подшивки журналов, книги. Перед каждой экспедицией приобретал новые издания для подарков в дни рождения.
Стереотип партийно-политической работы, сложившийся на Большой земле в виде политинформаций, семинаров, лекций, в экспедиционном отряде не годился. Основное — индивидуальная работа и информация. Он это быстро понял и был везде: в домиках, на стоянке при подготовке авиатехники и, если выпадала малейшая возможность, — на полевых «точках». По крупицам собирал новости о событиях на Родине и в мире, используя базовую радиостанцию и авиационный приемник, и тут же шел к людям поделиться новостями. Еще в начале сезона от него мы узнали о землетрясении в Армении и сразу же организовали сбор средств в помощь пострадавшим.
Он принес нам весть о кончине любимого писателя полярников Вениамина Александровича Каверина, написавшего «Два капитана», и от всех авиаторов направил телеграмму с соболезнованиями в Центральный Дом литераторов.
Благодаря ему в прессе появлялись репортажи и заметки о нашей жизни, работе, о людях, хотя в тех условиях и при весьма ограниченных возможностях радиосвязи сделать это было непросто.
Ничто не ускользало от его внимательного взгляда, потому и поддерживался благоприятный микроклимат в коллективе. Он не чурался никакой тяжелой физической работы, в том числе и той, что выпадала каждому из нас во время дежурств на камбузе, в столовой. Часто помогал мне в штабной работе. Иногда, встречая нас из полета, прямо на стоянке, рассказывал о содержании пришедших радиограмм и, по возможности, готовил проекты ответов на них. Я с благодарностью вспоминаю совместную работу.
Он был другом, советчиком и серьезным, жестким оппонентом, что для меня было очень важно. Ведь сомнений в правильности своих решений хватало и нужно было их разрешать, чтобы не допустить серьезных ошибок. Не сомневается тот, кто ничего не делает.
После окончания экспедиционных вояжей и до самой смерти он продолжал работать инженером в авиации...