- Добрый день, панна Каранка, - вежливо здоровается Хлоя.
- Добрый день, - отвечает Майра, наконец, оторвавшись от бумаг, - слушаю тебя, оса.
- Господин главный префект, - поправляю я.
И никак иначе. Тем более для женщины не может быть исключений. Даже если у меня что-то с ней было.
Рыжая ядовито улыбается и складывает на столе руки.
- Господин главный префект.
Не раздражение считываю, а насмешку, и это заводит даже сильнее.
- Разрешение на свидание с нашим подопечным, - начинаю я, и Майра тут же обрывает.
- Будет готово только завтра. Вторую подпись некому ставить, поэтому Вам придется подождать, господин главный префект.
Демонстративно берет со стола бумагу и начинает читать. Я чувствую себя гадюкой, поднимающей голову и выпускающей ядовитые клыки. За спиной сгущается мгла, нагоняя в кабинет холод. Рядом вздрагивает Хлоя, но я не даю ей заговорить.
- Я увижу васпу Сида сегодня. Нужна подпись? Найди. Я не просить пришел. Я в своем праве. По закону.
- По закону, - Майра вспыхивает яркой краской гнева, но говорит пока спокойно, - ты можешь увидеть подозреваемого только с разрешения инспектора и в его присутствии. Сид дал чистосердечное признание. Я не вижу смысла в этой встрече. Или ты и госпожа глава фонда собираетесь убедить подозреваемого изменить показания и запутать следствие?
- Я собираюсь разобраться со срывом васпы так, как это принято у васпов, - медленно цежу я, - без лишних глаз и сердобольных нянек.
Хлоя Миллер снова вздрагивает.
- О, нет! - качает головой Майра. - Обойдемся без ваших осиных штучек. Я не допущу сговора с подозреваемым. И не допущу пыток в своем участке. Ты не останешься с Сидом наедине.
- Конечно же, нет, - вступает Хлоя с неожиданной мягкостью в голосе, - если вы не забыли, господа, фонд «Открытые двери» является гражданским поручителем «О.С.А.» и я, как глава и куратор, имею точно такое же право на разговор с подозреваемым.
Я медленно поворачиваю голову, отходя от жара эмоций Майры и окунаясь в белый холод панны Миллер. Губы поджаты, пальцы стиснуты на дамской сумке. Хлоя не только выдерживает взгляд инспектора, но и вежливо улыбается в ответ.
- Завтра, - коротко и зло отвечает Майра.
- Сегодня, - поправляет её Хлоя, - панна Каранка, войдите в наше положение. Заседание Комиссии по нравам назначено на восемь вечера, а у нас появилась новая информация по делу, которую совершенно необходимо подтвердить или опровергнуть в разговоре с Сидом. С подозреваемым. Иначе завтра может быть поздно. Мы все хотим справедливости и не можем допустить, чтобы за решеткой оказался невиновный.
Я почувствовал что-то сродни уважению. Стоило признать, что иногда в красивой голове Хлои Миллер появлялись дельные мысли.
- В моем присутствии, - не желала уступать Майра.
- Разумеется, - широко улыбнулась Хлоя и пристально посмотрела на меня.
Черт с вами с обеими. В присутствии так в присутствии. В ответ молча киваю и смотрю за тем, как Майра достает чистый бланк из ящика стола и быстро пишет текст разрешения. Ставит подпись и встает.
- Прошу за мной.
Инспектор приводит нас в допросную, разделенную на две неравные части стеной со стеклом. Я остаюсь в ожидании Сида за столом, а женщины уходят за стекло. Меня не покидает раздражение от того, что за моим допросом будут следить, слыша каждое слово. А это значит, что я даже в зубы дать неофиту пару раз не смогу, не говоря уже о других способах разговорить упирающегося васпу. Хорошо хоть Сид их видеть не будет.
Васпу приводят ко мне в наручниках, потухшего, недовольного. Он поднимает глаза и замирает от ужаса.
Узнал. Красный китель преторианской гвардии Королевы узнал. Нашивки другие, но я в нем тот же самый.
Сид волнуется, бормоча сквозь сжатые губы приветствие. Недружелюбно усмехаюсь в ответ, и ноздри щекочет острая специя паники.
Я уже выкладываю на стол и тонкую папку с материалами следствия и начатую пачку сигарет. Полнота пачки должна намекать на длинный, вдумчивый разговор. Закуриваю, не сводя глаз с бывшего неофита. Он испуган и тих.
- Рассказывай, - коротко бросаю я.
- Что рассказывать, господин преторианец?
Префект. Но преторианец тоже не плохо. Я прячу улыбку за длинной затяжкой. Дрожь неофитов перед офицером не вытравить и десяти фондам «Открытые двери» вместе взятыми. Она вписана на подкорку и вбита кулаками сержантов. Сид знает своё место.
- Как насиловал, избивал и грабил Мэри-Энн Лойд, - как можно жестче говорю я. Молокосос вздрагивает и бледнеет. Сцепленные в замок пальцы Сида почти хрустят или, может быть, скрипят зубы. Мне не важно. Я и без косвенных признаков чувствую жаркую волну боли и страдания. Вспоминает и раскаивается?